Выбрать главу

Но не мог же он донести на своего брата, да и не желал, чтобы скандал выплеснулся наружу, а член семьи Вестри оказался на скамье подсудимых в Олд-Бейли.

«Но ведь наверняка есть какой-то способ наставить его на путь истинный», — в отчаянии думал герцог.

Он старался убедить себя в том, что, когда Джулиус поостынет и примирится с тем фактом, что его брат женится, они смогут спокойно побеседовать, и тогда он предложит ему некоторую сумму денег под залог обещания, что тот исправится и первым делом прекратит всякие сношения с непотребной шайкой из заведения на Хэй-хилл.

Сцена, разыгравшаяся в библиотеке, оставила после себя тяжелый след, и герцог чувствовал себя весьма неважно, словно бы находился на пределе своих нервных и физических сил. Он внезапно подумал, что на этот день с него достаточно общения с родственниками. Ему и так стоило немалых усилий обхаживать дядюшек и тетушек, а также бесчисленных кузенов и кузин, которые явились на прием. Герцог всегда воспринимал их как скучную однообразную массу, которая не вызывала в нем ничего, кроме унылой тоски. Теперь он почувствовал, что дневная норма им выполнена с лихвой и больше видеть и слышать их он не в состоянии.

После моральной пощечины, которую он получил от Джулиуса, говорить с кем-либо о достоинстве, благородных традициях и фамилии Вестри или вести беседу о значительности самого факта его женитьбы было просто невозможно.

Остаток дня он решил посвятить самому себе. Герцог позвонил в колокольчик и приказал появившемуся тут же слуге разыскать своего секретаря.

Не прошло и нескольких минут, как мистер Хемфри вошел в библиотеку.

— Вы желали меня видеть, ваша светлость? Мистер Хемфри был мужчиной средних лет, весьма примечательной благообразной внешности, но особое достоинство ему придавала серебряная седина. Он служил в том же полку, что и герцог, еще в начале века воевал в испанскую кампанию, но по возрасту уже не смог принять участие в битве при Ватерлоо.

— Да, Хемфри, — сказал герцог. — Я хочу, чтобы вы известили мою бабушку, что я уезжаю по срочному вызову и, к сожалению, лишен удовольствия отобедать сегодня вместе с нею и мисс Хейворт.

— Я извещу об этом ее светлость.

— И пусть грум отвезет эту записку в дом миссис Шаннон и дождется от нее ответа.

В ожидании секретаря герцог уже успел набросать несколько слов на листке бумаги и запечатать конверт. Теперь он протянул это послание мистеру Хемфри, который воспринял поручение с невозмутимым видом и произнес при этом:

— Грум отправится немедленно.

— Спасибо, Хемфри. Я предполагаю, что вам известно о недавнем визите лорда Джулиуса.

— Да, мне сказали, что он был здесь, ваша светлость.

— Я также предполагаю, что вы в курсе его бедственного положения и знаете, до чего он довел себя.

По выражению глаз секретаря герцог догадался, что тому все давно известно, гораздо раньше, чем об этом узнал его хозяин. Во взгляде мистера Хемфри были также тревога и сочувствие к герцогу, ибо он воспринимал неприятности, свалившиеся на его хозяина, как свои собственные.

— До меня дошли некоторые весьма нехорошие слухи, ваша светлость, — подтвердил секретарь.

— Нехорошие — мягко сказано, — чуть повысил голос герцог. Но тут же одернул себя. — Что мы предпримем в связи с этими слухами? — спросил он уже спокойно.

— Мне кажется, чтобы остановить их, надо пожертвовать некоторой суммой.

— Я тоже так и подумал.

— Но это обойдется недешево. Миссис Кроули вошла в моду и приобрела влияние в определенных кругах. О каких кругах идет речь, вы понимаете, ваша светлость. Об этом мне досконально известно из достоверных источников.

— Ваши источники всегда были достоверны, — с горечью произнес герцог. — Но имею ли я право обескровить наше поместье ради Джулиуса? Мы оба с вами хорошо знаем, что, сколько Джулиусу ни давай денег, все равно они мгновенно испарятся.

— По моему мнению, ваша светлость, вопрос стоит так — или заткнуть рты, или пустить дело на самотек»В крайнем случае можно, конечно, поторговаться.

Все это было произнесено мистером Хемфри спокойным, ровным голосом, хотя в нем чувствовалась некоторая озабоченность.

Герцог ничего не ответил. Подождав немного, не скажет ли еще что-нибудь хозяин, и догадавшись по длинной паузе, что разговор окончен, мистер Хемфри добавил:

— Я пошлю грума с этим письмом, как вы просили, ваша светлость.

С этими словами он покинул библиотеку.

В это время наверху старая герцогиня, переодевшаяся в уютное домашнее неглиже, беседовала с Юделой.

— Ты пользовалась таким успехом сегодня, моя девочка, — сказала она, — и все поздравляли меня с тем, что Рэндольф нашел наконец себе достойную супругу.

Одарив Юделу доброжелательной улыбкой, она продолжила:

— Мы так беспокоились, так страшились, что он женится на какой-нибудь жуткой особе, с которой невозможно будет даже разговаривать. А еще хуже, если он откажется, как твердил много раз, от женитьбы вообще.

— Но ведь так много женщин, такое количество знатных леди хотели бы разделить с ним свою судьбу, — произнесла Юдела.

Она чувствовала себя неловко, когда вдовствующая герцогиня разговаривала с ней искренне и с такой добротой. Ей было трудно сдержать себя, чтобы не сказать ей правду, не признаться, как на исповеди, что она и герцог только разыгрывают спектакль и что он на самом деле собирается оставаться холостяком, как они — все родственники — и боялись.

В то же время она знала, что ее обязательства перед человеком, который помог ей, может быть, в самую трудную в ее жизни минуту, должны быть выполнены. Именно поэтому на сердце у нее было так тяжело.

Старая герцогиня с ее добротой и шармом напоминала Юделе покойную матушку. О боже, как хотелось Юделе чистосердечно признаться во всем.

Это было неудивительно, потому что бабушка герцога обладала особым талантом. Она умела находить ласковое и приятное слово для каждого, пусть самого незначительного человека, с которым она общалась. И еще она настолько любила своего внука, что это было ясно не только из произнесенных ею слов, но и по взгляду, которым она смотрела на него, когда он появлялся в поле ее зрения.

Юдела чувствовала, что часть этой любви бабушки к внуку распространяется и на нее, его невесту.

— Я так думаю, — внезапно разоткровенничалась старая герцогиня, — что у каждой женщины есть в жизни только один действительно любимый мужчина. Я любила многих, но так получилось, что самым моим любимым человеком, моим фаворитом стал именно Рэндольф. Он был таким очаровательным малышом, таким хорошеньким и нежным, что буквально забрался в мое сердце с момента, как только он родился.

Она выдержала паузу, вероятно, смолкнув от волнения, а потом продолжила:

— Каждую ночь я молюсь, чтобы господь разрешил мне дожить до той минуты, когда я возьму на руки сынишку Рэндольфа. Вот поэтому я так счастлива, что он собирается жениться.

Юдела стиснула пальцы, боясь, что у нее вырвется роковое признание, которое мгновенно сотрет с лица старой герцогини счастливое выражение. Желая сменить тему разговора, она сказала:

— У вас ведь есть другой внук, ваша светлость? Но… он почему-то не присутствовал на сегодняшнем приеме…

— Я его не приглашала, — сказала герцогиня. — Мне бы не хотелось настраивать тебя против кого-либо из наших родственников, но, к сожалению, старая поговорка оправдывается: «В каждом стаде есть своя паршивая овца».

— Неужели? Вы подразумеваете лорда Джулиуса?

— Боюсь, что да, — ответила герцогиня. — Он всегда был трудным ребенком. Его исключили из нескольких хороших школ, потому что дирекция не хотела держать его там.