Громкими шагами в кабинет прошёл Герман Леонидович.
— Специалисты констатировали, что посещение страницы было с этого рабочего места, — он указал на компьютер Арины.
— Это я удалила этот файл. Я нечаянно, — Арина, запинаясь, начала рассказывать, что она сделала.
Не выдержав его пристального взгляда, я опустила лицо на свои ладони. Постепенно, по мере рассказа подруги, до меня стало доходить, что сотрудников интересует совсем другая информация. Никак не касающаяся поездки Клима в Америку. Похоже, он и сам не догадывается, почему это всё случилось.
— Арина, ты понимаешь, чем это тебе может грозить? — Герман Леонидович, хмурясь, буравил её взглядом, но внешне оставался спокойным, таким, каким он был всегда. — Клим, что ты на это всё скажешь?
Я встала и вышла на середину кабинета.
— Стойте. Я всё поняла. Выслушайте меня. Она это всё сделала ради меня. Это я попросила удалить одно письмо, которое пришло Климу. А она по ошибке удалила другой файл. Так, Арина?
— Да, — она подтвердила мою догадку и опустила голову.
Клим с удивлением посмотрел на меня. И уже в следующий миг в его глазах засветилось недоверие.
— Девушки, вы уволены. Возмещение убытков, выставление претензий или, что также возможно, передача этого дела компетентным органам будет решаться на совете директоров.
Директор подошёл к нашему внутреннему телефону, хотел набрать номер, но передумал. В это время в кабинет вошёл Коля.
— Николай Васильевич, предоставьте мне всю информацию, которую Вы передавали Арине. Я правильно понимаю, что она знала некоторые детали, которых знать не должна была? — Герман Леонидович сразу начал допрос.
— Да.
— К Вам обращалась лично Анжелика Сергеевна?
— Нет.
— Анжелика Сергеевна, Вы на сегодня свободны. Пропуск Ваш заблокируют. Вас вызовут, если это будет необходимо, — его «выканье» мне резало как ножом по сердцу.
— Но… Я тоже видела это письмо. Я тоже участник этого проступка, — мой голос дрожал, а колени подгибались.
— Вы, видимо, говорите о чём-то другом. Речь идёт не о письме. Почта Клима Юрьевича — это не просто почта, это ещё и канал передачи данных с разной степенью защиты. Вы влезли в личную чужую переписку — по этому поводу Вам разбираться не со мной, а с тем, чьи послания Вы прочитали. А вот коллеги серьёзно ошиблись, выполняя Вашу просьбу, когда вышли на чужую территорию. Повторяю ещё раз, Вы пока свободны. А вы следуйте в мой кабинет. — Он показал жестом Арине и Коле. — И ты Клим тоже.
Герман Леонидович подождал, пока я соберу свои вещи и покину кабинет. Голова моя шумела так, что я уже ничего не соображала. Спиной чувствовала, что Клим с меня не спускает глаз.
Очнулась только на улице, когда холодный ветер ударил мне в лицо. Пальто было нараспашку, а я стояла в луже, и мои новые велюровые ботиночки быстро впитывали влагу в себя. Я вызвала такси и уехала домой. Домой — это громкое заявление. Уехала туда, где мои вещи. Туда, куда не имела право возвращаться.
Целый день прошёл в полной тишине. Ни разу не позвонил вообще никто. Я несколько раз порывалась сделать звонки: то Арине, то Климу, то Коле. Но каждый раз трусливо откладывала телефон, потому что боялась, что будет поставлена одна большая жирная точка в моей жизни.
Укутавшись в плед, потому что отопление так и не включили, несмотря на резкое похолодание, я расхаживала по квартире как тень, обвиняя во всём произошедшем только себя. Обвиняя себя в том, что так глупо и нелепо профукала, да, именно профукала, своё счастье, за которое надо было держаться руками и ногами, вцепившись зубами и оберегая от внешних факторов, несмотря ни на что.
В семь вечера я решилась набрать Клима. Он сразу же сбросил мой звонок. Я уже всей душой ощущала, что это конец. Очень хотелось набрать Арине, но я снова струсила.
Свернувшись калачиком, лежала на диване и рассматривала стену. Очерчивала глазами узоры, следила за тенями и светом, которые стали появляться после того, как стемнело на улице. Не заметила, как уснула.
Разбудил звонок в дверь. Кто это мог пожаловать? Клим всегда открывает сам, своим ключом. Пошатываясь, иду к двери. Открываю, не глядя в глазок. Потому что мне всё равно. Я знаю, это глупо и так делать нельзя. Но мне всё равно, что так делать нельзя. Мне всё — всё равно. Мне больно, и где-то в глубине сознания, хочется, что сделали ещё больнее, чтобы отключиться и забыться.
На пороге стоит Алина. Недовольно сверкнув глазами, проходит в квартиру, отталкивая меня в сторону. Не грубо, просто, чтобы зайти. Потому что я стою как истукан. Стою и уже ничего не понимаю.