— Ты слышал? — хмуро посмотрел на Кагоскина Дусев.
— Мое дело телячье, Папа! — уклончиво отозвался тот. — Я лечу тебя и твоих людей, для прочего мои уши пробками забиты!
— Ты меня за баклана держишь? — словно ударил под дых тяжелым недоверчивым голосом Папа.
Торопливо изогнувшись, оттопыривая зад, врач на миг замер, длинное лицо вытянулось еще больше, близко посаженные глаза словно сошлись к переносице:
— Папа, я не интересуюсь твоими делами, — наконец вытолкнул из себя, — мне своих делишек по горло хватает! Тебя вот надо на ноги поставить!
— Не фасонь передо мной! — скосился Дусев, отчего неровная кожа на лице стала более грубой. — Что скажешь по этой информации?
— Ты оказался прав, Папа! — осторожно ответил Кагоскин. — Корозов, шкура, прикрывает Александру. Боюсь, ты и по-другому поводу прав, Папа. Наверно, Мишу они вместе угробили! И по твоим монетам они наверняка вместе кашку варят. Ты бы поручил проверить: может, этот неизвестный Виктор — человек Корозова?
Опустив ноги с дивана, морщась от боли, Папа сел, глядя на Кагоскина удивленным сверлящим взглядом. Он внимал его словам, но явно не принимал его мыслей:
— Ты это все только сейчас выдумал или давно вынашиваешь, лекарь? Я тебе такого не говорил! — Задумался на некоторое время, после чего хрипловато бросил: — Твоя логика ущербна, лекарь! Ты на Александру не наговаривай. Она хоть и молодая, но ветра в голове у нее нет. Со мной вступать в конфликт не станет. Еще неизвестно, на каких дрожжах у нее заварилась каша с фармазонщиком.
— Прости, Папа, я не это имел в виду, — промямлил врач.
— Вижу, что ты имел в виду! — отрубил Дусев.
— Ты бы лежал, Папа! — угодливо засуетился Кагоскин. — Так быстрее все заживет! Ты всем нам живой нужен!
Снова погрузившись в себя, Папа скрестил на груди руки. Этот неприметный, но старательный врач нравился Дусеву; иногда, правда, его заносило, как, например, сейчас, но иногда он подбрасывал Папе свои мысли, над которыми тот начинал раздумывать и находить здоровое зерно. О том, что Виктор может быть человеком Корозова, Папа прежде не помышлял. Но вот теперь Кагоскин забил клин. А почему, собственно, этого не должно быть? Надо проверить, и если это подтвердится, тогда прояснится роль Корозова в афере с коллекцией монет. Тогда можно будет принимать бесповоротное решение, как поступить с ним. Сначала, конечно, нужно вернуть монеты, а уж потом сам черт не брат! Ну а за то, что охрана Корозова положила его подручных, Корозову придется воздать с лихвой. Откладывать в долгий ящик этого нельзя, недопустимо. В таком случае его авторитет будет поставлен под сомнение.
Пригнувшись к Дусеву, врач доверительно проговорил:
— Тебе надо быстрее встать на ноги, Папа, чтобы разобраться со всеми. Нужны положительные эмоции! — Смекнув, какие мысли мучают Папу, он вкрадчиво заметил: — У Корозова, говорят, красивая жена, он любит ее до потери пульса, и утратить ее для него было бы ударом на всю жизнь.
Раскусив, к чему клонит Кагоскин, Дусев недовольно выпятил тонкие губы. Папе не понравилась эта мысль. Он вообще не любил отыгрываться на бабах — считал, что это не соответствовало его положению. Бить всегда должно по главной цели, а щипать через жен и любовниц — это дело недостойное.
Как будто опять сметив, над чем ломает голову Папа, все же неплохо он изучил его за тот период, пока пользовал от ран и болячек, Кагоскин как бы незаметно напомнил:
— Бабы разные есть, Папа. От иных бывает вреда больше, чем пользы, а иных нужно еще при рождении удушить!
Вдруг Папе пришло на ум, с чего начиналась история с монетами. Как-то раньше совсем вылетело из головы, что первый раз о коллекции он услышал от Александры. А та где-то подхватила слушок. Уж не от фармазонщика ли? С этого и закрутилось все. Но при чем тут рассуждения Кагоскина о бабах и о жене Корозова? Тот определенно изо всех сил старается помочь.
— Ты что же мне предлагаешь, пустить в расход жену Корозова? — угрюмо спросил Дусев.
— Ни в коем случае, Папа, — интенсивно отрицательно замотал головой врач, — это было бы неразумно! Как я могу тебе предлагать? Ты — Папа. А я — кто? Это тебе решать. Есть и другой вариант.
— Вариант?
— Можно умыкнуть жену Корозова и посадить на иглу, а потом вернуть. Останется живая, но кому она будет нужна такая? Как думаешь, что он испытает: радость или ужас? До конца жизни это станет преследовать его. А чего тянуть с этим? Завтра и организовать похищение.
Смотря на Кагоскина, Дусев думал, что тот не только хороший врач, но и хороший психолог. Такой вариант принять вполне можно. Палить из пистолетов ума большого не надо. А вот копнуть так, чтобы Корозову вся оставшаяся жизнь показалась адом, куда разумнее. Не дурак Кагоскин, умишком располагает. Дусеву нравилось это. Он любил, когда в разборках участвовал интеллект. Это придавало особый привкус любому событию. Довольный найденным решением, Папа проговорил: