Когда отрывается дверь, непроизвольно вздрагиваю. Наблюдаю за тем, как парень занимает водительское место. Спокойный как удав.
— Ой, а можем проехать метров двести вперед? Там французская пекарня. Мне надо.
Переключает передачу и выезжает по заданному маршруту.
— Он хоть жив? — любопытничаю, барабаня пальцами по рюкзаку.
Кивает, глядя направо. Ищет, где пекарня.
— Ты бил его?
— Он к тебе больше не подойдет, — сообщает, свернув в дорожный карман.
— И что же такого ты ему сказал? — не отстаю от него, продолжая атаковать вопросами.
— Что закатаю в бетон, если понадобится, — выдает абсолютно ровным, безразличным тоном.
Смотрю на него во все глаза.
— Это шутка? — выражаю надежду.
— Я похож на Петросяна? — поворачивается ко мне. Сталкиваемся взглядами и тотчас залипаем друг на друге.
— Честно говоря… не очень, — отзываюсь тихо.
Сердце колотится как ненормальное. Почти у самого горла. С ума оно сошло, что ли?
— Закатаю, Рыжая, не сомневайся, — произносит уверенно, и у меня от его слов холодок бежит вдоль позвоночника.
Илья возвращается минут через пятнадцать. В руках большой бумажный пакет с вожделенной выпечкой и два кофе.
— Держи. Точи.
— Ты прикалываешься? Я просила два круассана со сливочной начинкой, — пищу обалдело.
— Разные взял, вдруг другие захочешь тоже, — пожимает плечом, усаживается рядом и протягивает мне кофе.
— Давай тут постоим. Мне надо будет вернуться к школе. Тренировка, с которой я ушла, сославшись на больную ногу, закончится через пятьдесят минут.
— А если нет? — звучит насмешливо.
— Что «нет»?
— Ну вот возьму и украду тебя.
— У меня потом будут большие неприятности. И у тебя, кстати, тоже, — объявляю строго.
— И кто же мне их организует?
— Мой батя, кто, — достаю из пакета булочку и не могу сдержать улыбку.
Ммм… Горяченькие, как я люблю!
— С этим убогим кеном-альбиносом у тебя что? — едва не давлюсь, когда слышу это.
— Ничего. Я же сказала! — напоминаю с раздражением.
— А если хорошенько подумать?
Ой да фиг с тобой!
— У него есть девушка. Со мной зажимался по углам развлечения ради. В один прекрасный день мне надоело. Надоело прятаться и наблюдать за тем, как он по самые гланды засовывает язык Купцовой в рот. О чем я его и проинформировала.
— А он, значит, непонятливый.
— Непонятливый.
— Ясно.
— Без подробностей обойдемся?
Смотрю в окно и ем круассан. Рассказывать о своей глупой подростковой влюбленности не собираюсь. Как впрочем, и о том, что моя невинность в мечтах предназначалась этому самому «убогому кену-альбиносу».
— Ты мне скажи, почему не предупредила о том, что девственница?
И все же это происходит. Я давлюсь и закашливаюсь.
— Постучать по спине? — предлагает услужливо.
— По голове себе постучи! — пытаюсь возобновить вентиляцию в легких.
— О таком предупреждают заранее, — подает бутылку с водой.
Мне либо показалось, либо в его голосе прозвучали нотки недовольства.
— Ну извини, что не заявила об этом во всеуслышание прямо с порога! — откручиваю крышку и пью.
— Как себя чувствуешь?
— В смысле? — смущенно хлопаю ресницами.
— Ну не знаю… Кхм. Может, болело после… Ну, ТАМ, — прочищает горло, чешет затылок.
Там.
— От этого еще никто не умирал, — отворачиваюсь к лобовику, ощущая испанский стыд.
— Так что? — никак не угомонится.
— Что «что»? — передразниваю его я. — Как в той песне. Поболело и прошло. Все со мной нормально!
— Не заводись. Причину своего безалаберного поступка пояснишь? — прилетает тут же следом.
«Безалаберного поступка»
Вот ведь гад! Ну щас я тебе устрою!
— Илюх, — разворачиваюсь к нему корпусом, — отнесись к этому философски. Под действием алкоголя наглым образом решила тобой воспользоваться, — задвигаю невозмутимо.
От подобного заявления кофе носом идет уже у него.
— Чего-чего?
— Говорю, воспользовалась твоими услугами в своих интересах, — дублирую, откровенно забавляясь. — Ты для меня — своего рода приключение. Бобринский квест!
Ну и физиономия!!! Ржунимагу! У него сейчас глаз задергается!
— Квест означает…
— Я не тупой, — гаркает тут же.