Следующие ворота были чистые, ни одной меловой отметины, и еще двое ворот, расположенные по улице дальше, тоже были чистые, а вот на четвертых воротах также стояли меловые отметины. Целых три.
Все отметины, все кресты, судя по высоте, были нарисованы взрослым человеком. Взрослым. Тут Мягков и понял, что означали меловые кресты.
В этом вот доме, последнем, – широком, вольно сидевшем на земле, побеленном известкой, жил председатель ревкома – голосистый мужик, любитель украинских песен, приехавший сюда из Питера, жил он один, поскольку жена его скончалась от холеры – подцепила проклятую хворь где-то в местном болоте, куда ходила за травой для матрасов, и занемогла. Чтобы питерца окончательно не добила тоска, Мягков подселил к нему двух молодых командиров из штаба отряда: все веселее будет жить одинокому человеку.
Теперь на воротах дома председателя ревкома стояло три креста, что означало – здесь жили три представителя советской власти: один – председатель ревкома их тихого городка и двое – пограничные командиры.
Выматерившись, Мягков круто развернулся, сплюнул себе под ноги и двинулся по улице назад. Вот ворота, помеченные двумя крестами. Здесь живут местные чекисты, два человека, оба с женами и детишками. В одной семье двое детей – мальчик и девочка, в другой трое – все мальчики. Растут пареньки бодрые, крепкие, хулиганистые – отец с трудом справляется с ними.
В правой половине дома горел свет – слабенькая семилинейная лампа. В стране, еще не оправившейся от Гражданской войны, было мало керосина, его экономили, и не только керосин берегли; было мало всего – не хватало ни дров, ни лекарств, ни мяса, ни рыбы…
Это в их городке водилась рыба, причем такая деликатесная, как осетрина, – все давало море, а в других местах, севернее, от рыбы можно было отыскать разве что только высохшие до проволочной твердости глаза – сама рыба была съедена еще до Гражданской войны.
Но ничего, придет время, и тусклые лампы-семилинейки будут заменены десятилинейками, потом двенадцатилинейками, а затем под потолками здешних хат вообще заколыхаются лампочки электрические. В чем в чем, а в этом комендант Мягков был уверен твердо.
Следующие ворота, также помеченные двумя меловыми крестами, стояли перед домом, где обитали две семьи, одна – заместителя Мягкова по «революционно-политическому направлению», как выражался сам комендант, и это определение в комендатуре прижилось, к заму по «революции» Мягков подселил комиссара погранотряда Ярмолика… Родственные души, работающие в одном направлении, всегда найдут общий язык.
Тут Мягков не выдержал и едва ли не бегом понесся к дому, который занимала комендатура.
– Тревога! – выкрикнул он дежурному, сидевшему у лампы с амбарной книгой – отмечал донесения, приходившие с застав. – Поднять всех, кто не находится в наряде!
Через несколько мгновений дом, который занимала комендатура, засодрогался от топота многих ног.
Приморская комендатура эта была большая, в одном доме места ей не хватало, на территории, обнесенной забором, украшенной высокой деревянной вышкой, находились еще два жилых дощаника для бойцов, утоптанная площадка, на которой производили общие построения, два погреба для хранения патронов и гранат, а также отдельный, хорошо укрепленный сарай, куда запирали нарушителей.
В тяжелом темном воздухе висел сладковатый запах цветущих акаций – в этом году они зацвели, как ни странно, позже обычного. Мягков поднял голову, вгляделся в глубокое, покрытое блескучей звездной россыпью небо, втянул в ноздри акациевый дух – хорошо было! И еще лучше было бы, если б перевелись люди, желающие худа друг другу.
Поднятые по тревоге бойцы выстроились на площадке. Лица были видны слабо, но все равно Мягков различал их, почти всех он знал по фамилиям, знал биографии, знал, откуда они приехали, кто их родители, кем собираются стать в будущем. Мягков знал то, что было положено знать командиру.
Дежурный принес несколько ведер с водой, в которых плавали тряпки. Мягков прошелся вдоль строя и проговорил негромко:
– Бойцы! Неизвестные люди пометили меловыми крестами ворота домов, где живут пограничные командиры. И не только они, замечу…
Сделалось тихо. Так тихо, что казалось – режущий звук древесных сверчков исчез совсем. Не стало его.
– Думаю, что рисовальщики эти действовали совсем не в интересах нашей пролетарской революции… Все кресты с помеченных ворот надо срочно убрать. Кто знает, может быть, утром по этим дворам пойдут бандиты с винтовками. Остановить их мы, конечно, сумеем, и уничтожить сумеем, но кресты нужно стереть. Ясно, бойцы?