«Здравствуй, Цуэри! Здравствуй, девочка моя шилагинская! Судьба моя и надежда моя!
Пишу тебе из того края, увидеть который большое счастье, пишу, зная, что получишь письмо после моего приезда.
Итак, я в Европе. Я на прославленной певцами и поэтами земле Франции. Жил несколько дней в знаменитом Париже в отеле Комартен. Своей изысканной грацией и стройностью француженки обворожительны. Но с тобой, Цуэри, не сравнится никто.
На четвертый день вылетел из аэропорта Орли на лазурный берег Средиземного моря. В самолете я еще раз убедился, как необходимо человеку знание языков, особенно французского, такого щебечущего, ласкового, недаром его называют языком влюбленных. Очень жаль, что мы с тобой не знаем этого языка. Я знаю только «мерси» — оно здесь в ходу. Народ вежливый, добрый, веселый, везде слышны «мерси, мадам», «мерси, месье». И я подумал: и что нам, горцам, стоит в дополнение к нашим двум-трем языкам выучить еще один. Вылетел я вечером, и меня поразил закат — удивительный, такой на земле не увидишь… Во мне разом заговорили разные чувства: непостижимая грусть и необъяснимая радость.
Ночью прилетел в Ниццу, в курортный рай, который весь сияет яркими красками неоновых реклам, город богатых, с белокаменными дворцами, отелями и виллами, тесными чистыми улочками, город, как мне потом объяснили, построенный на русские деньги. Давным-давно русские князья и царедворцы приезжали сюда с деньгами и кутили в игорных домах, на эти средства можно было не один город построить. Я был в знаменитом казино в Монте-Карло. Результат: я проиграл тридцать четыре франка, игра была азартная, может быть, я все бы проиграл, если бы не оттащила меня от автомата сопровождающая нашу делегацию милая Ольга Клэр. Она сказала: «Теперь я поняла, что все горцы одинаковы».
И когда я спросил, почему она так подумала, она поведала мне притчу. Овернинцы — жители деревни Оверни, — народ степенный, скупой на слова.
Однажды, когда на поле работал овернинец, мимо шел парижанин.
— Далеко ли до станции? — обратился он к земледельцу.
Овернинец обернулся, посмотрел на парижанина, но ничего не ответил. И вторая попытка парижанина оказалась тщетной; тогда, махнув в сердцах рукой, парижанин пошел по дороге.
— До станции двадцать минут ходьбы! — сказал овернинец.
— А почему ты раньше мне не сказал? — удивился парижанин.
— Откуда я знал, какой у тебя шаг? — ответил овернинец.
По тому, что рассказывает о Франции наш гид, любезная и внимательная Ольга Клэр, я все больше сознаю, что французы — народ очень общительный, жизнерадостный и никогда не унывающий.
На машине мы поднялись на кладбище Замка. Это своеобразный пантеон города, где захоронены знаменитости разных стран. Ницца — город эмигрантов, город богатых и очень состоятельных людей, дорогой город… На земле Франции встречаются и могилы дагестанцев, бежавших от Советской власти в те далекие годы. Среди них немало и обманутых, которые умирали в нужде и нищете, вот предсмертные строки одного из поэтов нашей земли — Абдуллы:
«Саиду Шамилю — внуку имама Шамиля по случаю моего выхода из его партии.
Сколько тоски, и горечи, сколько боли в этих строчках! Умер поэт на чужбине, и такая же судьба у аварского поэта Магомеда Чуркиевского и лакского поэта Ахмеда Цаликатты, а сколько неизвестных растеряли себя по дорогам Европы, Ближнего Востока…
Родина — земля родная, сколько в ней притяжения. Всегда, когда я возвращаюсь домой, когда схожу с трапа самолета в Московском аэропорту, меня охватывает радостный трепет волнения, хочется воскликнуть: «Здравствуй, родина!» И Москва мне кажется такой же близкой и родной, как и мой родной аул, и люди — такими же близкими, как в горах. Душа поет, поет о родине, о родной земле.