Вот я и осталась одна с ребенком, брошенная и никому не нужная. Познав всю горечь покинутой женщины, я хочу одного, чтобы ваша премиленькая дочь Цуэри не разделила мою судьбу.
Вашей дочери вскружил голову один из тех негодяев, которые соблазняют в городе наивных девушек, что спускаются с гор чистыми и добрыми. Об этом человеке, который намного старше вашей дочери и имеет хорошую жену и детей, отзываются по-разному. Зовут его Нури-Саид. Он поэт, и потому, думаю, его имя вам знакомо. Печатается этот стихотворец часто в газетах, его книги продаются в магазинах, но я не нахожу его талантливым. Для меня кажется кощунством учить других доброте и высокой морали и не быть таким самому.
Но самая главная беда в том, что к вашей более чем прекрасной дочери он не питает искренних чувств, он обманывает ее. Цуэри, ваша дочь, столь же непосредственная, сколь и наивная, верит ему, любит его, да-да, она любит его странной, одержимой любовью, и это для меня совершенно непонятно! Как можно любить такого человека?! Он никогда не женится на вашей дочери, у него семья, большой авторитет, и, конечно, он не захочет потерять все это. В этом смысле он очень слабый… Только не знаю, о чем думает ваша дочь, их отношения зашли очень далеко, это видно из письма Нури-Саида к ней. Не имеет значения, каким образом оно попало ко мне, думаю, что вы не станете дурно думать обо мне, ведь я хотела только одного, чтобы знали о нем и вы, чтобы вы могли спасти свою дочь. Вот оно:
«Знаешь ли ты, девочка ты моя шилагинская, любовь моя бесценная, где бы я ни был, всегда и всюду я сердцем с тобой, и во сне и наяву рядом только ты, твоя нежность, твои ласки, твои глаза, твой голос. Какая прекрасная была ночь в хаджалмахинском саду! Синее-пресинее небо, бисер золотой, деревья высокие и добрый-предобрый сторож, который одолжил нам свою бурку… И наша с тобой радость встречи после томительной разлуки! Месяц, вынырнувший откуда-то, будто завидовал нашему счастью, птицы умолкли, слушая шепот любви. И сейчас вдали от тебя призываю в своем воображении твой образ и заново переживаю короткие мгновения счастья.
Какое великое у меня чудо! Ты права, девочка моя шилагинская, тысячу раз права в том, что несчастны мы были бы, не встретившись в этом мире. Я пил это счастье, пил жадно, не ведая утоления…»
Разве же без содрогания можно читать эти строки? У меня щеки огнем горят от стыда, будто я причастна к этим словам.
Простите меня, уважаемый Абу-Муслим из Шилаги. Ваша дочь Цуэри пропускает лекции в университете, отстает от других студентов, учится неважно. Любовь должна помогать людям в их жизни, а у нее наоборот. Она не получает стипендии, но у нее всегда водятся деньги. И немалые. Кому из подруг ни понадобись, все говорят: «У Цуэри есть, возьми у нее». Откуда у нее столько денег? Боюсь, что от него, он ее просто покупает… Ужасно допустить мысль, что дочь благородных родителей ведет себя так недостойно.
Простите меня, уважаемый Абу-Муслим, что я так откровенно пишу обо всем, но лучше знать горькую правду, чем сладкую ложь.
Однажды я видела Цуэри и Нури в автобусе, который шел в Кяхулай, в сторону лесистых склонов горы Таркитау. Это был жаркий летний день, они направлялись, конечно, чтобы провести в лесу весь день.