ПИСЬМО ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
Вчетверо сложенные листы газетной бумаги, на одной стороне карандашом написано: «Передать Цуэри». По почерку нетрудно догадаться, что это писал Нури-Саид.
«Кажется, случилось то, чего я не ждал. Ну что, Цуэри, что ты, девочка моя шилагинская, разве я думал об этом, разве ты могла подумать, что такое вдруг может случиться, что такое ворвется в нашу жизнь? Это было необъяснимо, страшно, сковывало волю. Такое надо видеть, надо почувствовать самому… Ты прости меня, Цуэри, я испугался, я очень испугался. А какой был чудесный день и вечер на этом Арчинском плато! Как мы там оказались? Убей, не могу вспомнить, мало ли где мы оказывались случайно, но случайно ли это? Я не суеверен, нет, но готов поверить, что какая-то сила все-таки потянула нас туда, чтоб мы, именно мы, а не кто-нибудь, испытали такое… Такой был день, такое единение с природой, мы просто пьянели от счастья, и ничто, казалось, вокруг не предвещало беды… Ты была веселой, кружилась в вихре какого-то таинственного танца на лугу, ты была счастлива, я еще больше, все было прекрасно на Арчинском гранитном плато… Вдруг ты застыла на месте, прикусив палец. Необычный гул нарастал неведомо откуда. Земля, к прочности, незыблемости которой мы привыкли, задрожала. Потом раздался треск. Я только услышал твой отчаянный крик «Нури!», как впереди себя увидел черную зияющую бездну, которой не было минуту назад. Земля раскололась!.. Больше ничего не слышал и не видел. Не знаю, сколько времени я дрожал в беспомощном страхе, такое со мной было только в детстве. Помню, мать послала меня за теленком, а уже было темно, я долго искал его и на холмах, и у родника: незаметно забрел на кладбище, и мне стало страшно: надгробные камни вдруг обрели чудовищный вид и побежали за мной, оскалив страшные пасти и сверкая глазами. Я бежал, спотыкался, кричал, но крика своего не слышал. Потом в изнеможении упал перед высокой каменной плитой, закрыл лицо руками, чтобы не видеть этих страшилищ. Нашел меня отец и на руках принес домой. Помню только, что я заболел, и отец строго предупредил маму, чтоб меня больше не посылала за теленком. И теперь, спустя столько лет, я снова пережил такой же страх. С трудом я овладел собой и стал громко звать тебя. Я звал тебя и бежал по краю образовавшейся в земле трещины. Мне казалось, что ей не будет конца. И когда, наконец, мы встретились, я сжал твои пальцы так сильно, что они хрустнули. Взглянув друг на друга, мы одновременно почувствовали, что стали другими.