— Что ты, это невозможно! — удивился он моему предложению.
— А я хочу эту ночь провести с тобой дома, где я родилась и выросла, почему нельзя?
— Но дома же есть кто-то.
— Только сестренки, отец в Дербенте.
— Но он же может вернуться?
— Может! — Чем больше отказывался Нури, тем настойчивее становилась я. — Ты боишься?
— Это не то слово.
— А ты любишь меня?
— Люблю!
— А ты хочешь расстаться со мной сейчас?
— Нет.
— Тогда пойдем, я хочу быть с тобой под крышей нашего дома. А ты?
— Хочу, радость моя, любимая!
— Тогда пошли…
— А вдруг вернется отец?
— Ну и что же?
— Я не могу причинить боль твоему отцу.
— Думаешь, он не узнает когда-нибудь? Узнает, все равно узнает, слишком я счастлива и неосторожна в своей любви. Пусть знают все: я скорее умру, чем расстанусь с тобой. Ты будешь со мной сегодня?
— Да, буду, — сказал он.
И я пошла первая, сестрички спали, больше никого не было. Он не струсил, пришел, я его встретила у ворот, бросилась на шею, он меня внес на руках, я приложила пальцы к губам… мы были одержимы…
Под утро просигналила у ворот машина, я поцеловала Нури на прощанье. Не знаю, мамочка родная, если я на такое могла пойти, выходит, любовь у меня сумасшедшая. Отца я встретила радостная и возбужденная.
— Ты чего, Цуэрочка, не спишь?
— Я такая счастливая, папа, такая счастливая!
И поцеловала отца.
— А я рад за тебя, солнышко мое, очень рад. Отец тебя очень любит и хочет, чтоб всегда в жизни ты была такая радостная. А что с тобой такое происходит?
— Не знаю, папа, но я счастливая.
— А сестрички что делают?
— Спят.
— Никто не приходил?
— Нет.
— А я тебе книжку привез. Знаешь, какую?
— Наверное, хорошую, раз ты ее привез.
— Новую книгу стихов Нури-Саида, ты же всегда хвалишь его стихи. Я вот перелистал, ничего этот парень пишет, очень даже недурно… — Я он мне вручил книжку стихов «Эки-Булак» с портретом автора.
— Отец, родной, ты у меня такой добрый, милый. Спасибо, я его не хвалю, я его люблю… — вырвалось у меня.
— Да, такую поэзию можно любить, — сказал отец и ушел к себе.
Отец тогда ни о чем не догадывался, а как я хотела, чтобы он меня понял до конца. Теперь он знает все, и это стало настоящей бедой всей нашей семьи. Неужели никто из вас не хочет видеть меня счастливой?! Вы не беспокойтесь обо мне, я ничего плохого не делаю, я просто люблю человека, хорошего человека… И я уже взрослая, могу сама решать свою судьбу. Я люблю и тебя, мамочка моя, и отца моего дорогого, но это другая любовь. Очень прошу из моей счастливой судьбы не делать трагедии. Осуждать ни его, ни меня повода нет. Вот и все, что я хотела тебе сказать, мамочка моя, гордиться тебе надо моей любовью, как хочется, чтобы вы все это поняли. Я излила свою душу на бумаге, но не знаю, хватит ли у меня смелости послать это письмо вам.
Любящая тебя и отца, всегда верная ваша Цуэри».
ПИСЬМО ВОСЕМНАДЦАТОЕ
Розовый самодельный конверт, склеенный из тетрадной обложки. Письмо отправлено из аула Шилаги в студенческое общежитие Дагестанского университета, Адзиевой Цуэри.
«Ты нанесла мне такую боль, что она не покинет меня никогда. Не знаю теперь, как к тебе обращаться, не лежит мое сердце называть тебя как прежде привычным словом «доченька». Оборвала ты что-то в моей душе. Твоя мать, Цуэри, постарела совсем, платок скрывает преждевременную седину, измучила ты меня, несчастье ты мое. Никогда не думала и не гадала, что ты настолько безрассудна, настолько наивна. Жизнь отомстит тебе за все наши страдания. Сколько пережил твой бедный отец, неблагодарная! На днях приезжал твой дядя Рустам, ты знаешь, какой он грубый и безрассудный человек. Долго они сидели с отцом: все обсуждали создавшуюся ситуацию. Не знаю, до чего они договорились, но лица у них были суровые и неприступные.