— И детсад? Это хорошо, — всхлипнула Патимат и вытерла краем полотенца влажные глаза.
— Что с тобой, перестань, пожалуйста, люди нагрянут, черт знает что подумают.
— Прости. Это я так, кажется, я очень устала.
— А хочешь… — да, на самом деле мне жаль стало ее, очень жаль, — ты не не сделаешь того, что я прошу.
— Почему не сделаю?
— Знаешь что, поезжай-ка в город к нашим, они тебе помогут на месяц или в дом отдыха, или в Каякентский дешевый санаторий устроиться. Только без возражений, пожалуйста, очень тебя прошу.
— А как же дети? — спрашивает она после секундного замешательства. — Нет, нет, что ты…
— Да черт с ней, с этой работой. Буду сидеть дома с детьми. Знаешь, в Каякенте, в санатории главврачом работает славный человек Саидла Махамад, он поможет, я уверен…
— А как же коровы, хозяйство?..
— Гм, да, а что если соседку попрошу, — говорю я, настаивая и на самом деле желая ей хоть раз в жизни отдохнуть, перевести дух.
— У соседки свои хлопоты, муж мой, и не меньше…
— А старшая наша дочь, думаешь, не справится? — Я всякое предлагал, чтоб убедить ее поехать, очень хотел, хотя знал в душе, что ни за что она не бросит дом и детей.
— Она еще дитя, что она может, — встала она и поцеловала меня. — Спасибо тебе на добром слове. Ты заработаешь деньги, и мы купим телевизор…
— Как ты скажешь…
Я искренне пожалел свою жену. Бедняга, она еще не знает, что такое санаторий, дом отдыха, что такое врачебное обследование, и это говорю я, будто я бывал там и много раз обследовался. К врачам горянки обращаются только в крайнем случае. Все некогда. Дети, хозяйство, то топливо надо на зиму приготовить, то сено, то картофель надо выкопать, да еще и в совхозе работать. Нет, нелегкая все же жизнь в ауле.
— Что я слышала сегодня у родника, — говорит после паузы жена, переходя на другую тему. — Говорят, родители Усмана собираются послать сватов к Али-Булату.
— Ах, вот оно что… теперь понимаю «благородный порыв». «Или люди хитрее стали, а я глупее, или что-то другое», — подумал я и вспомнил Асият на школьном вечере, как она горячо и убедительно говорила о своем желании остаться в ауле. В моих ушах все еще отдается эхо, которое разнеслось в ущелье Подозерном «люблю!». Это Усман кричал как сумасшедший.
Усман образованный, воспитанный и тактичный молодой интеллигент, печется о совхозе не менее, чем Усатый Ражбадин, и носит усы, не такие пышные, конечно, как у директора, но они являются украшением его лица, и он очень гордится ими, хотя делают они его не по годам взрослым. И если с годами кто заменит на посту директора совхоза, то, конечно, он, Усман, сын чабана Сирхана. И город знает, и село. Если говорят, что этот товар стоит своих денег, то почему нельзя сказать, что этот человек стоит надежд и стремлений? Одним словом, симпатяга-парень, дай бог ему счастья. Только одно небольшое сомнение беспокоит и меня, и, по-моему, его родителей — сумеет ли он укротить такую своенравную девушку, как Асият, сумеет ли он противопоставить ее капризам свою волю и находчивость, не сделает ли его такая желанная любовь робким и нерешительным… Когда вернулся он из города, получив диплом ветеринарного врача, то его бабушка Ай-Мисей воскликнула: «Появился коновал — стали дохнуть коровы. Не мог набрать себе лучшей специальности, лучше бы людей лечил, меня вот, свою бабушку, чем скот…» О, острая на язык наша Ай-Мисей, самая близкая подруга моей бабушки Айбала. Однажды, когда родился мой Хасанчик, пришла она к нам, эта добрая отзывчивая душа, с подарками новорожденному, и кто-то спросил у нее:
— Сколько тебе лет, бабушка Ай-Мисей?
— Один раз двадцать, сынок, второй раз двадцать, третий раз двадцать, четвертый раз двадцать и половина от двадцати… — перечислила она, сгибая свои сморщенные пальцы и шепелявя беззубым ртом.
— Почему же так мудрено, бабушка?
— Ничего мудреного в этом нет, сынок, четыре раза я выходила замуж.
Большие затейницы эти старухи в нашем ауле.
Вообще род Сирхана славится своим трудолюбием, старательностью, хотя вот о Зизи, сестре Усмана, этого и не скажешь, не очень охотно помогает она матери в хозяйстве, тогда как Асият принимает живейшее участие. Усман — стройный джигит, просто любо бывает глядеть на него, когда он выйдет на танец и вскинет высоко руки, как орел крылья, так и кажется: вот-вот взлетит. Тело его и не шелохнется, а ноги так отплясывают, что быстроте и легкости его ног позавидует даже профессиональный танцор из ансамбля «Лезгинка».
Усман — сын чабана Сирхана, как и Асият — дочь чабана Али-Булата. Кто его знает, может быть, они на пастбище и договорились породниться. И в это время слышу цокот копыт на улице. Выглянул я из своего разбитого окна, вижу: Али-Булат поднимается на лошади по мощенному камнем проулку.