И я ушел, думая: что ждет меня сегодня впереди? Какую же работу на стройке могут доверить мне? Хотя бы подсобную какую, я на все согласен. А дать мне с собой немного берты Хадижа, конечно, не догадалась, а попросить я не осмелился. Как это Хадижа сказала, «среднее образование теперь все равно что когда-то ликбез…».
ГНИЛАЯ ДОСКА ГВОЗДЯ НЕ ДЕРЖИТ
Время близилось к обеду, когда в самом добром расположении предстал я перед нашим директором и не узнал его. Он поразил меня до глубины души. Директор был до предела натянут — как тетива лука, готовая выпустить острую стрелу. Весь напружинившийся, глаза красные, небритый, усы взъерошены. И говорил он по телефону крайне раздраженно:
— Да, водой смывают все, кроме совести. Найдите мне этого подлеца! Что? Это я-то грубый? Я вам покажу, какой я грубый, вы у меня попляшете еще, и не такой танец! Смеетесь? Да, да, гопака! Правильно, гнилая доска гвоздя не держит… — бросает он в трубку и обращается к посетителям — в конторе кроме меня было еще несколько человек. — Что вам от меня нужно? Вы же видите, что я занят, занят, дел у меня по горло и настроение, конечно, ни к черту не годится… — Я подумал было, что он эти слова адресует не ко мне. — Ну вот тебе, да, да, тебе, что нужно? — показал он пальцем на посетителя в замасленной шерстяной телогрейке, с черным лицом и черными руками.
— Мне? — оглянулся Азика, шофер совхоза.
— Да, тебе?
— Я тридцать раз повторяю. Машина моя застряла в Апраку. Без трактора не вытащить…
— Что везешь?
— Свежие помидоры и огурцы рабочим совхоза.
— Иди, дорогой, иди. Там у реки, где добывают гравий, есть рабочие, у них есть трактор, дай пять рублей трактористу и вытащи машину!..
— У меня нет денег.
— А я откуда тебе их возьму?! Возьми, значит, в долг. Знаешь, долг, говорят, не седеет.
— Дай трактор…
— Не дам. Если не хочешь работать на машине, пиши заявление. Только сначала машину в гараж верни, понял?! Иди. А тебе что?
— Скоро картошку собирать, а ни одно картофелехранилище не подготовлено.
— И ты хочешь, чтоб я пошел и приготовил тебе?
— Я, что ли, буду в этой гнили копаться?
— Копайся, да-да, копайся. Клянусь, я тебя не обижу. Очень тебя прошу, пожалуйста, — выпроводив его, Усатый Ражбадин холодно посмотрел в мою сторону. — Тебе что?
— Мне? — растерялся я, не ожидая от него такого тона, вчера так мило говорил со мной, а сегодня… — Мне ничего.
— Я же вчера сказал… Ты иди к прорабу. Ну что вы все ко мне лезете, есть же и другие ответственные люди.
— Простите, — и я, не досказав ему то, что хотел, с обидой в душе вышел из его конторы. Он же просил меня договориться с дирекцией школы относительно размещения студенческого стройотряда, я все сделал. Все во мне перевернул этот наглый, самодовольный, не считающийся с людьми, не имеющий ни малейшей культуры грубиян. Чтоб ему пусто было, все настроение испортил. «Ни к какому прорабу я не стану обращаться, и плевал я на вашу работу… — гневно решил я, — пойду наймусь к какому-нибудь частному застройщику и заделаюсь этаким каменщиком… А чем это хуже? Я тебя спрашиваю, Усатый Дьявол?». На самом деле, почтенные, мне было обидно до глубины души. «Черт побери, я же не мальчишка какой-нибудь, чтобы со мной так, да, да, так грубо, так неуважительно? Я все-таки, черт побери, двадцать лет учительствую. Это же что-то да значит?! Я детей учу быть учтивыми, уважительными, добрыми. И зачем тогда мои усилия, если такие грубияны, как этот, учат людей совершенно обратному?!
Шел я, не имея ни малейшего желания с кем-либо встречаться и с кем-либо говорить. На базарной площади стояла «Волга», а рядом беседовали тот самый толстяк с раскрасневшимся лицом и наш учитель Исабек. Толстяк, воровато оглядываясь вокруг, наставлял молодого учителя, а Исабек отвечал ему согласием.
Увидев меня, они прервали свой разговор. Легковая машина увезла толстяка Хафиза.
— Что с тобой, Мубарак, будто тебя окунули в прорубь? — спрашивает меня, догоняя на площади, учитель арифметики в начальных классах Исабек, грубоватый и самодовольный парень.
— Да ну его к дьяволу! — вырвалось у меня.
— Ты на кого это зол?
— На кого же еще, на этого… — кивнул я головой на здание конторы совхоза.
— На Ражбадина? Я же тебе говорил, что с ним невозможно иметь дело. Хоть и родственник он тебе.
— Избавь меня от таких родственников. Не хочу… — Ох, как я был зол, как я был разочарован! Ведь человек я с детства очень чувствительный и впечатлительный.