Выбрать главу

— А детей накормила?

— Да.

— А ты поела? Конечно, нет. Сядь со мной и поешь. Я пока ничего не хочу.

— Через «не хочу», сказал доктор, корми мужа.

— Вот ты сначала поешь, потом и я.

— Какой ты капризный, хуже ребенка, — говорит жена, и в это время раздается стук в дверь. — Не дадут теперь нам поесть… — заворчала Патимат и вышла. Но через некоторое время появляется и говорит.

— К тебе пришли, не знаю даже, пускать или не пускать. Доктор сказал: «Пусть никто его не беспокоит».

— А кто там? — спрашиваю я.

— Наш Ражбадин и тот человек…

— Пусть войдут.

Да, почтенные мои, я стал понимать, откуда появляются недостойные люди в нашем достойном обществе и где та почва, в которой они находят для себя благоприятную среду и произрастают. Не кажется ли вам, любезные, что это мы создаем им благоприятные условия? Да-да, именно мы своим благодушием, безотчетной добротой, которая порой так дорого обходится, нашей жалостью и терпимостью, равнодушием, нежеланием кого-то обидеть, задеть авторитет, вызвать на себя чей-то гнев. Мы вору не всегда говорим, что он вор, что он не имеет права сидеть с нами или стоять рядом, а пожимаем ему руку.

Нет, почтенные, так не должно быть! Мы должны уважать самих себя. Если даже ничего не можешь сказать, — отстранись просто, отвернись от них, от этих липких, навязчивых, лезущих в твою душу, как устрицы в раковину, слизистых типов. Пора бы об этом призадуматься, ведь мы уже взрослые люди и нам скоро стукнет сорок и нам доверено большое, важное дело… Иначе потомки нам не простят такую беспечность. Дело говорящего сказать, почтенные, а слушающий да намотает себе на ус.

— Мне Михайла сказал, что все нормально, ну и слава богу, — говорит Усатый Ражбадин, подсаживаясь ко мне. — А ведь я должен был оказаться на твоем месте… Ты меня спас…

— Ражбадин, неужели он это с умыслом?..

— Не думаю, нет… На это у него духу не хватило бы… — объясняет Ражбадин, желая рассеять мои сомнения об Акрабе, — мне подумалось, что он нарочно дал задний ход машине.

— Здравствуйте, как вы себя чувствуете? — протянул мне руку толстяк Хафиз, он был сильно встревожен: — Ах, да… вам нельзя. — Располагайте, пожалуйста, мной. Чем могу — помогу, пожалуйста, бывает лекарство дефицитное…

— Спасибо!

— Понимаете, такое ЧП впервые на нашей стройке… — проговорил Хафиз, усердно вытирая пот со лба. — Ты о работе не беспокойся…

— Спасибо. — И мне вдруг Хафиз показался добрым, внимательным человеком, тем более от него я никак не ожидал такой заботы. Отчего бы это? Не проявление ли это тревоги и беспокойства?

Пожелав мне скорейшего выздоровления, они вышли из палаты.

Глава шестая

ОТ ТЕПЛА ЛЮДЕЙ СОГРЕВАЕТСЯ ЧЕЛОВЕК

Они ушли. Слава богу, что ушли, потому что говорить мне было трудно, все тело болело.

— Такой смешной он… — усмехнулась Патимат, — круглый, как колобок. А какой на нем костюм, жалко даже надевать такой в дорогу. И сорочка белая-белая. Большие начальники, наверное, не потеют. Как ты думаешь, друг мой?

— Они больше нашего потеют, — говорю я.

— И пот, наверное, у них особенный?

— Вот именно.

— Иначе как могут сохранить в такой белизне воротники?

— Потому что в день они меняют две-три сорочки.

— Как? Каждый день? — удивилась моя жена. — Да, конечно, не то что ты — три дня в одной сорочке, — добавила она с досадой.

— Ты, жена, не завидуй, не надо.

— Я и не завидую, дорогой мой, я просто удивлена… — у жены было хорошее настроение, и я подробностями не хотел его портить, поэтому не стал распространяться.

«Хорошая ты у меня, родная, даже не знаю, что бы я делал без тебя. Ты заменила мне и мать, и всех родных», — подумал и вспомнил нашу встречу, вернее, как мы с ней впервые оказались наедине. А было это давно, ой, как давно, а подробности все еще свежи в памяти. Знать я ее, конечно, и раньше знал; мы взглядами обменивались, но друг с другом ни разу словом не обмолвились. Это было на сенокосе… Ее родителям и нам в том году луговые сенокосные участки достались рядом, как раз неподалеку от нынешнего чабанского куша — стоянки шатра Аббаса. Я был с матерью. У них же семья большая и все взрослые — отец, мать, два брата, их жены и она, окончившая в том году десятилетку.

Все в тот день были на сенокосе — погода стояла хорошая. Моей матери одной было трудно, и Патимат пришла к нам на помощь, переносить охапки травы ближе к дороге, куда подъезжали арбы, запряженные быками.