— Вы ничего не знали… — опять повторил за ним Грязнов, покачивая головой. — Хорошо, может быть, вы знаете этого человека?
Грязнов протянул Висницкому две фотографии. На одной из них высокий светловолосый мужчина усаживал его невестку, Нину Вахтанговну, в автомобиль. На другой он же открывал перед Нино дверь в какое-то заведение, кажется ресторан. Илья Николаевич посмотрел на фотографии и вдруг застыл.
Ему казалось, что он совершенно не помнит мужчину, снятого на ту страшную, ужасную видеопленку вместе с его Надеждой. Были минуты, когда он, одержимый все тем же странным мазохизмом, хотел прокрутить пленку снова и еще раз увидеть и жену, и мужчину. Но пленка была сожжена в дни первого потрясения и отвращения. Илье даже часто снился сон, где прокручивались все эти бесстыдные кадры. Лицо мужчины в этих снах было всегда размыто, неузнаваемо. Но, увидев фотографии, Илья Николаевич мгновенно узнал его, словно никогда и не забывал. Узнал! Был уверен! Это он.
— Кто это? — спросил Висницкий.
— Этот человек подозревается в убийстве нашего сотрудника и представителя банка. Это личный телохранитель вашей невестки, Нины Вахтанговны. Он неразлучен с ней уже три года. А вы его, оказывается, тоже не знаете…
Илья Николаевич начал молча сползать под стол.
— Но-но, без спектаклей, пожалуйста, — прикрикнул Грязнов.
Но Висницкий, улыбаясь ему невидящим лицом, соскользнул на пол.
Грязнов вернулся домой в отвратительном настроении. Хуже некуда, не бывает. Он сразу же налил себе полный стакан водки и опорожнил залпом как воду. И ничего не почувствовал, словно это и вправду была вода. Даже понюхал бутылку. Пахло водкой. Схватился было за сигарету, но тут же бросил. От запаха табака уже тошнило. Сколько он выкурил за эти сутки, что не был дома? Две, три пачки? Он не считал. Но от никотина ломило грудь, гулко бухало сердце. Надо было бы поесть. Разогреть борщ, порубать картошки. Но при мысли о еде его снова замутило.
Требовательно зазвенел междугородний звонок. Это, конечно, Александр. Говорить не хотелось. Не хотелось никого ни видеть, ни слышать. «Эх, не будь я начальник МУРа, пошел бы сейчас в бордель!» — подумал Слава, все слушая перезвон. Наконец он снял трубку.
— Славка, ну где ты пропадаешь? — раздался оживленный голос Турецкого. — Я слышал, поздравить вас можно! Поздравляю! Молодцы! Я только что в контору звонил, думал, ты еще там. Погорелов доложил о захвате.
— Что еще доложил? — спросил Слава.
— А что еще? Еще какие-нибудь успехи есть?
— Деликатный, значит, — похвалил Погорелова Вячеслав.
— Да что случилось-то, Слава? — забеспокоился Турецкий. — Только не пугай меня, что Тото отбили вооруженные до зубов абреки.
— Никто ее не отбил. Сидит в СИЗО.
— Ты что, переутомился? Так выпей.
— Выпил уже. Саша, ничего у нас с ними не выйдет.
— То есть?
— Она молчит. И будет молчать. Уж поверь мне. Мы с тобой всяких разных повидали. Эта грузинская княжна не проронит ни слова.
Саша замолчал. И даже через семьсот километров, разделявших их, Грязнов увидел растерянную физиономию друга, вспоминавшего нелепую очкастую Тамару.
— Ты же видел ее мать.
— Кого?
— Нино Свимонишвили ее мать. Тамара передала ей записку сегодня. Там так и написано — дорогая мама. Да и показания есть. Земляков, так сказать.
Александр все молчал, и Славу вдруг понесло.
— Мы так ждали этого захвата, так готовились. После стольких месяцев неудач! Все прошло без сучка без задоринки. Я так радовался, когда мы везли ее в МУР…
Вячеслав все-таки закурил сигарету.
— И что? Она не дает показаний?
— Она дала показания. Против себя.
В трубке буквально нарисовался вопросительный знак.
— Она показала, что подпись Ильи Висницкого под разрешением к применению препарата — дело ее рук. И замолчала. И поверь мне, будет молчать, как Зоя Космодемьянская.
— Ну ты сравнил! Я, конечно, не ура-патриот, но разница между ними все же есть.
— Разница есть. И сходство есть.
— Ну подожди. Переночует в камере. Барышня она изнеженная, привыкшая к комфорту, — утешал друга Александр.
— Брось, Саша. Совершенно ясно одно — через Тамару мы на лабораторию не выйдем. Притянуть Сергея Висницкого или Нину нет оснований.
— А что Илья Николаевич?
Вячеслав помолчал.
— Он в больнице, — наконец ответил он. — Погорелов тебе, значит, не сказал?
— Нет. Я и с Костей сейчас разговаривал. Тоже ничего не сказал. Только про ваши успехи. Да что случилось-то? Покушение, что ли?
— Нет, сердечный приступ. Это я его, Сашок, уделал. Ты, вероятно, прав был. Ни при чем он. Только мне все не верилось. А Костя, как всегда, удар на свою грудь принял, объяснялся с генеральным. Представь: государственного человека, руководителя крупного ведомства увозят из кабинета начальника МУРа прямо в больницу, в предынфарктном состоянии. Смотри телевизор, расскажут.