Вид у Вадима был сокрушенный и оттого несчастный. «Вот и поделом тебе, сукин сын», — думал Георгий Георгиевич. Нашел, вишь ты, с кем равняться. Хоть и негодяи те похитители, а слава, да хоть бы и в их кругу, все равно была приятна старику.
— А ты все-таки подумай, — хмыкнул он. — Или если ты действительно дурак, а не прикидываешься им, пока не знаю, то тебе никогда не понять этой дивной, замечательной разницы между нами: кто есть ты, а кто я! Впрочем, я думаю, что даже последний недоумок и тот уже давно бы уловил эту разницу. Поэтому не прибедняйся, не темни, а выкладывай все, что тебе известно. Почему в таком разе они тебе, а не мне позвонили? Телефона не знали, что ли? Врешь! И почему ты мне сразу же не перезвонил, вчера еще, если я сказал, а?
Вадим в недоумении пожал плечами, лишний раз подтвердив уровень своего интеллекта.
— Так вы же велели… когда я вчера приехал… а сами говорили, что спали. Так как же я мог?.. Разбудить не решился.
— Нет, ты все-таки дурак, — заявил безапелляционно старик и заметил, как нахмурился зять. — Не понимаю, чего в тебе Лара-то нашла? Пентюх какой-то, а не мужик… Ну а дальше что? Чего ты тянешь?!
— Ну — чего? Этот кавказец велел передать вам, что говорить будет только с вами.
— Значит, после этого ты ему мой номер телефона дал?
— Ну а как бы он тогда с вами говорить мог? Дал, конечно… А что, разве не надо было? Но ведь он же как сказал? Что я со всеми своими доходами, извините, ну просто полное г… А отец Ларки — это совсем другое дело. Что же мне после этого оставалось?..
— Да-а… — тяжело и разочарованно протянул Константиниди. — Ну хоть убей, не понимаю, за что, за какие заслуги тебя люди мужиком называют? Неужели у тебя все мозги в хер утекли?
— Ну зачем вы так? — обиделся Вадим.
— А ну тебя к черту! — безнадежно махнул рукой старик. — В общем, теперь ты слушай меня и запоминай: дважды не говорю. Если прежде ты был в нашей семье в роли обычного кобеля, а не достойного уважения мужчины, каким я хотел тебя видеть, то сейчас и эта единственная твоя должность отменяется. Выкупив Ларису, я не верну ее тебе. Кто потерял один раз и не сумел вернуть, тот обязательно повторит свой печальный опыт. А дочь мне дорога, ты понял?
Вадим было вскинулся, но под суровым, испепеляющим взглядом Константиниди сник и лишь несколько раз утвердительно, с убитым видом качнул головой.
— Ну а коли ты все понял, то, думаю, в этом доме тебе больше делать нечего. Или у тебя иное мнение?
Вадим, по всему было видно, окончательно растерялся от столь жесткого напора тестя. Но неожиданно на лице его мелькнула какая-то нагловатая, не свойственная ему ухмылка.
— Значит, вы уже давно все за всех сами решили? А что мы думаем — ваша дочь, которая моя жена, и я, — вам наплевать? И я, выходит, нужен вам был для породы? Кобеля себе нашли, да? — Он явно нарывался на скандал.
А вот этого как раз и не желал сейчас Константиниди. Ему не нужны были крики, достаточно было бы того, чтобы этот кретин, все поняв, тихо удалился, сознавая собственное ничтожество и надеясь на прощение. Которое, если уж Ларке и в самом деле невмоготу без него, он мог бы еще получить. Но не в полной мере, а так, как счел бы это возможным только сам Георгий Георгиевич. Поэтому взрыв Вадима выбросил и из него захлестнувшее его раздражение.
— Это какая же у тебя порода? Ты про своего героического папеньку-чекиста можешь дружкам, таким же, как ты сам, сказки рассказывать! А я всю твою подноготную вот как знаю! — Он протянул Вадиму раскрытую ладонь. — Папашка-то твой людей в тридцать седьмом лично в расход пускал, а добро их, горбом нажитое, присваивал! Вот откуда ты такой гладкий да сытый! Поэтому заткнись, щенок! Тоже мне — порода…
— Не трогайте папу! — истерически закричал Вадим. — Сами вы… из каких краев?!
— Тогда чего ты тут сидишь?! — тонко и зло завопил старик. — Жену просрал! И еще кобенишься, мерзавец? Пошел вон из дома! Убирайся!
Вадим вскочил так резко, что Константиниди от неожиданности даже вжался спиной в кресло. Он ждал, что зять сейчас кинется на него с кулаками. И это было бы правильно! Правильно, черт побери!
Но Вадим, постояв несколько секунд с белыми, обезумевшими глазами и сжатыми кулаками, вдруг кинулся вон из кабинета, промчался по коридору и — отчаянно грохнула входная дверь.