========== Пролог ==========
Когда тишина превращается в темноту,когда падать вниз до боли невмоготу,я зову это «делом», «рутиной» и «ремеслом»,только как ни крути, но зло остаётся злом.(с) airheart
Он редко видел её улыбку. Она всегда была излишне строга к нему, скрывала эмоции за холодностью и сдержанностью и никогда не веселилась. Но она не была бездушной. Порой, когда он увлекался чем-то, ничего вокруг не замечая, она смотрела на него с той нежной любовью, какой достоин лишь сын, и в такие моменты её лицо словно вспоминало, как улыбаться.
Потому сейчас ему всё казалось правильным. Она выглядела спокойной, безмятежной, будто заснула на белом покрывале, расслабленно сложив руки на груди. Только волосы неестественно аккуратно покоились на плечах, а не путались беспорядочными прядями, как это бывает во время сна, и кожа стала тоньше и бледнее.
Жаль, он не видел, как хоронили отца. Отец наверняка улыбался, когда его тело опускали в большую братскую могилу на поле битвы. Он был храбрым и сильным и никогда не страшился смерти. Хорошо, что ему не пришлось долго быть одиноким. Теперь она снова с ним.
Прежде чем крышку гроба опустили, сын успел улыбнуться покойнице. Пусть передаст эту улыбку отцу. И пусть там, где она теперь, её больше ничто не печалит.
Когда взрослые подняли гроб, чтобы отнести его на кладбище и опустить в землю, кто-то крепко сжал плечо большой ладонью.
— Мне так жаль, Габриэль.
Это был городской стражник Джулиан. Он всегда хорошо относился к нему и к его матери. Наверное, только освободился от ночного дежурства.
Однажды Габриэль уже видел похороны в Лейавине. Храм и улица были полны скорбящих, дорогой гроб несли сильные молодые мужчины в красивых траурных одеждах, и сам воздух будто дрожал от горестного плача. Сейчас всё было не так. Тело матери несли те, кому не было до неё дела. Одного Габриэль знал: городской добродушный пьяница, который часто попрошайничал на рыночной площади. Происходящее никого не интересовало. Прохожие только задерживали на несколько секунд взгляды и шли дальше по своим делам. Некоторые перешёптывались, сплетничали о разном. Габриэль не обращал внимания.
Когда гроб обыденно опустили в могилу и начали засыпать землёй, он тихо проговорил:
— Джулиан… спасибо, что тебе не всё равно.
Мужчина вдруг обнял его и ласково погладил по спутавшимся тёмным волосам.
— Я тебя не оставлю, парень. Я тоже рано потерял родителей и знаю, каково это.
Габриэль промолчал, наблюдая, как могильная яма сравнивается с землёй. Плакать не хотелось. Может, потом, когда осознание потери и собственного одиночества станет более явным. Потом — обязательно. Но не сейчас.
— Поживёшь со мной, пока городской управляющий не уладит этот вопрос, — решительно сообщил Джулиан. — У тебя есть родные?
— Есть тётя в Бруме. Но я её совсем не знаю.
— Уверен, она тебя не оставит.
— Не хочу к ней. Мама её ненавидела.
Джулиан снова положил руку ему на плечо и даже наклонился, чтобы посмотреть в глаза. В его взгляде таились внутренняя сила и уверенность. Габриэль хотел бы обладать хотя бы частью той выдержки, которой обладал этот человек.
— Возможно, они просто не понимали друг друга. Думаю, твоя тётя хорошая женщина и любит тебя.
Над могилой уже насыпали свежий холм. Здесь не будет надгробия с высеченным в камне красивым женским именем, и никто не остановится подле него, чтобы вспомнить тихую добрую Гвендолин Терребиус. Только Габриэль посадит для неё цветы и — несомненно — пышные кусты сонного папоротника, который она так любила. Чтобы ничто не тревожило её сон.
Старый стражник старался делать всё, чтобы осиротевший соседский мальчишка не чувствовал себя одиноким. Бездетный вдовец Джулиан побольше многих знал об одиночестве, только его заботы всё равно не хватало, чтобы облегчить тяжёлую тоску по погибшим родителям.
Габриэль провёл у него около месяца, и за это время городские сплетни, которые он невольно слышал, обросли самыми поразительными деталями. Соседки трепались, гадая, отчего же умерла ещё молодая Гвендолин и что теперь будет с её сыном. Проходя мимо, Габриэль слышал разное.
«Его мать всегда была странной. Кто знает, что там на самом деле случилось!»
«Она умерла ночью, во сне. Ведь совсем девчонка была…»
«Моя свекровь говорила, что в пустыне так умирают от какой-то чумы. А ведь она у меня три года провела в Эльсвейре и знает, о чём говорит!»
«Болтай больше! Она сама себя отравила, не сумела справиться со смертью мужа».
«Смертью? Да бросил он её с ребёнком! Он же и так дома почти не появлялся, вот и решил насовсем уйти!»
Проходя мимо, Габриэль слышал разное и ничему из этого не верил.
Однажды утром, когда Габриэль должен был ещё спать, но уже проснулся, в дверь постучали. Старые петли с сожалением скрипнули. К Джулиану не ходили гости, и Габриэль с волнением понял, что жизнь, к которой он только начал привыкать, снова рушится. Это пришли за ним.
Притаившись за углом, Габриэль прислушался. Неизвестный мужчина благородным поставленным голосом огласил:
— Пришёл ответ от леди Дафны. Она с сожалением сообщает, что не может приехать за мальчиком лично, поэтому его светлость великодушно решил выделить для сопровождения своих лучших рыцарей. Обоз отправится в полдень, так что собирайте вещи и прощайтесь. Что касается дома покойной, то именно леди Дафна является прямой наследницей. Она распорядилась оставить этот вопрос открытым до её личного приезда в Лейавин.
— Я могу сам доставить ей Габриэля, — негромко проговорил в ответ Джулиан. — Вещей у него немного, так что повозка ни к чему. В седле парень держится хорошо. А верхом мы доберёмся уже к концу месяца.
— Боюсь, это исключено. К тому же твоя должность…
— Я попрошу капитана освободить меня без выплаты жалованья. А вы убедите графа разрешить мне сопровождать мальчика.
— Не вижу для тебя никакой выгоды.
— Уверенность в его безопасности — вот моя выгода.
Городской управляющий какое-то время подумал, потом согласился:
— Хорошо. Я немедленно обсужу с его светлостью этот вариант.
Дверь закрылась, и теперь Габриэль не побоялся выйти из комнаты. Джулиан снимал с гвоздя на стене свою дорожную сумку.
— Ты не должен был… лучше служи городу. За это тебе хотя бы платят.
Джулиан обернулся, не ожидавший, что Габриэль уже проснулся и всё слышал, а потом бросил сумку на пол и покачал головой.
— Даже если бы мне платили столько, сколько этим рыцарям, я бы всё равно так поступил.
— Почему?
— Я привык доверять только себе. И хочу быть за тебя спокоен. — Джулиан подбадривающе кивнул и добавил: — Собирай всё необходимое. Теперь ты будешь жить в Бруме, так что из одежды бери самое тёплое. В горах холодно.
— Думаешь, граф не станет возражать?
— Не станет. Мне же не придётся платить.
Джулиан оказался прав. Граф не возражал. Перед отъездом старому стражнику около часа зачитывали инструкции, дали большой конверт с официальными бумагами и — всё-таки — немного денег на дорожные расходы. Лошадей тоже позволили взять из городской конюшни: Джулиану достался старый гнедой, а Габриэлю — невысокий серый в яблоках. Габриэль неплохо ездил верхом. Отец часто сажал его на коня и объяснял, как правильно держаться в седле и управлять скакуном. Может, Габриэлю не хватало опыта, но преодолеть такой долгий путь он не боялся. Джулиан тоже понимал это и не беспокоился за мальчишку напрасно.
Они выехали после обеда. День стоял солнечный и жаркий, несмотря на близящиеся осенние заморозки. Габриэль смутно представлял дорогу: на север до столицы, а потом ещё дальше, к заснеженному горному горизонту. Он никогда не был так далеко от дома и уже на второй день перестал узнавать места. Нижний Нибен подобрался так близко к тракту, что за тонкими стройными деревьями виднелась чистая блестящая вода. Местность стала выше. Болота Лейавина постепенно сменились выгоревшими на солнце равнинными травами, здесь не было трухлявых обросших ядовитыми опятами пней, колючих зарослей ежевики и непроходимых стен из сонного папоротника.