— Меня это устроит. Спасибо.
Тёмный эльф снова налил себе и предложил Рэлу, но тот отказался. Он и так уже осушил две кружки и успел захмелеть.
— Я найду тебе тёплое одеяло, когда закроюсь, — пообещал Делос. — Ты в этом подвале до костей промёрзнешь.
Он говорил совершенно бескорыстно и открыто. Не брал с Габриэля денег, не требовал каких-то услуг — встретил как старого друга, хотя раньше Габриэль никогда не относился к этому заведению и к его хозяину с большой теплотой. И он, одурманенный мацтом, вслух задал риторический вопрос:
— Неужели ты считаешь, что мой отец был хорошим человеком?
Делос решил, что должен ответить:
— Одним из лучших, кого я встречал. Разве ты считаешь иначе?
— Я его совсем не знал.
Данмер посмотрел на него с какой-то жалостью и снова ушёл по своим делам, разрешив допить мацт, оставшийся в бутылке. Подумав, Габриэль всё же наполнил свою кружку.
Этот данмерский напиток сморил мгновенно, но ночь выдалась тяжёлой и беспокойной. Габриэль то и дело проваливался в какое-то полуобморочное состояние, видел неразборчивые сны, ворочался, то начиная дрожать от холода, то покрываясь потом от жары, и довольно скоро ему начало казаться, что до утра он не доживёт. Это было странное ощущение близости собственной смерти, куда более сильное, чем в ночь встречи с Яростью Ситиса. В очередной раз открыв глаза в темноте, Габриэль ясно осознал, что если вновь закроет их, то бездна его уже не отпустит. Он не знал и не задумывался, откуда взялась такая уверенность, но относился к этому спокойно и равнодушно, принимал как должное. Он не пытался бороться, не боялся. Просто знал, что усталость снова утянет его во мрак, и на этот раз он останется там навсегда.
Совершенно неожиданно во мраке показался свет. Глаза обожгло острой болью, и Габриэль не сразу пришёл в себя и понял, что вокруг — всё тот же тёмный подвал, дверь в который кто-то приоткрыл. Оттого луч утреннего света и протянулся внутрь, разгоняя пыль и сумрак.
— Ты просил разбудить на рассвете.
Голос Делоса заставил сознание ухватиться за него и вернуться в реальность. Габриэль сел на своей лежанке, провёл ладонями по лицу, прогоняя остатки ночных кошмаров, и вспомнил: действительно просил.
— Спасибо. Уже встаю.
Данмер ехидно поинтересовался:
— Как ночка в подвале?
— Неплохо.
Делось усмехнулся и, оставив дверь открытой, ушёл. Задерживаться у него Габриэль не стал. Мысли в тяжёлой голове были нетвёрдыми, мышцы ломило ноющей болью, и любому другому в таком состоянии Рэл приказал бы оставаться дома. Но для себя он решил выдвигаться немедленно. К тому же, Имперский Город ему давно не дом.
Он покинул его как можно скорее. Забрал Гарпию из конюшен и повёл её на восток, щурясь от раннего солнца, уже яркого и тёплого. Тряска в седле по мокрой дороге в таком состоянии стала для него окончательной проверкой на прочность. К Чейдинхолу он сумел добраться третьей ночью: ехал почти без остановок. Но крупицы здравого разума кричали о том, что переходить на быстрые аллюры ему не следует. И поэтому лошадь неторопливо вышагивала, оставляя в грязи следы от подков.
В город его пропустили без проблем: на посту стоял именно тот стражник, который видел Габриэля с Тэниэриссом. Он осведомился, не нужна ли какая помощь, но, получив уверенный отрицательный ответ, перестал напрасно беспокоиться. Рэл не помнил, как дошёл до храма и почему он шёл именно туда. Казалось, что больше и идти-то было некуда. Словно заворожённый, Габриэль пересёк реку, поднялся по ступеням и приоткрыл высокую деревянную дверь, украшенную кованными петлями.
Элисаэль он увидел сразу же. Она читала в свете лампы, сидя на ближайшей к алтарю скамье. Впрочем, услышав скрип двери и шаги, она быстро поднялась, обернулась, и на её лице застыла радостная улыбка. Но Элисаэль перестала улыбаться, как только Габриэль приблизился и упал перед ней на колени.
— Рэл… — она говорила шёпотом. — Ты чего?
Габриэль не сумел вымолвить ни слова. Даже самому себе он не смог бы сформулировать мысли внятно, что уж тут говорить о том, чтобы озвучить их другому. Поэтому он взял её руки в свои и опустил голову, касаясь их губами и лбом.
Он понимал, что пугает её. Элисаэль и вправду стало страшно.
— Не молчи, прошу тебя. Что случилось?
— Не знаю.
Элисаэль вдруг опустилась перед ним на пол, высвободила одну руку и погладила его по щеке.
— Я переживала за тебя. Отец рассказал, что что-то случилось, но я и не подозревала, как это скажется на тебе.
— Я схожу с ума, Лис. — Габриэль говорил равнодушным шёпотом, но ему не было всё равно. Он больше ни минуты не мог держать это в себе. — Я уже не знаю, кто я, что я должен делать, что думать, как ко всему этому относиться… я ничего не понимаю в своей жизни. Никогда прежде я не чувствовал себя таким одиноким и потерянным.
— Ты не одинок, — мгновенно ответила эльфийка. — Даже если кажется, что весь мир от тебя отвернулся, помни, что ты не одинок, Габриэль. Я рядом.
— Ты слишком хорошая, Лис… Почему ты готова быть со мной? Готова меня терпеть, готова меня прощать?
— Потому что ты хороший человек.
Неожиданно даже для самого себя Габриэль повысил голос:
— Ты знаешь, что это не так. Я убийца, лжец и к тому же трус.
— Ты никогда не был трусом.
Он проигнорировал.
— Ответь мне, Лис. Почему?
Элисаэль не знала, как должна ответить. Или побоялась произнести это вслух. Поэтому она молча наклонилась и поцеловала его. Габриэль позволил ей, но довольно быстро отстранил её от себя. Элисаэль отнеслась к этому спокойно.
— Прости. Я сейчас ничего не понимаю и не соображаю.
— Ты действительно сам не свой, Габриэль. Тебе нужно отдохнуть. Вставай. Я провожу тебя.
— Не надо. Я не хочу снова накликать на твой дом беду.
Элисаэль не стала его слушать, настояла на своём, и спорить с ней не получилось. Она отвела его в дом, постелила в той же комнате, принесла ведро воды и даже попросила у отца чистую одежду. А потом, поцеловав Габриэля в щёку на прощание, поспешила вернуться в храм. Но Рэл даже не попытался заснуть в этой комнате. Он переборол себя и прогнал страх, но терять бдительность не хотел. От свечи, оставленной здесь Элисаэль, к утру остался лишь оплавленный огарок. Габриэль слышал, как проснулся Тэниэрисс, но потом незаметно для самого себя перестал прислушиваться к каждому шороху (похоже, всё же задремал) и вздрогнул, когда дверь в комнату приоткрылась. Элисаэль уже вернулась домой и зашла посмотреть, всё ли в порядке.
— Уже не спишь? — зачем-то спросила она, видя, что его глаза открыты. — Как ты?
— Лучше, чем ночью. А ты?
— А я не люблю, когда ты пытаешься меня обмануть.
Это прозвучало без упрёка. Элисаэль плавно прошлась по комнате и опустилась на край кровати. Габриэль напрягся. Ему едва удалось совладать с охрипшим голосом.
— Всего лишь не хочу тебя расстраивать.
Она промолчала, и эта пауза оказалась для Габриэля пыткой. Он сдался. Откинулся на спину, увлекая её за собой, прильнул поцелуем к нежным губам, а руки привычным движением начали стягивать платье с острых плеч. Элисаэль, испугавшись, неосознанно его толкнула и поднялась, удерживая платье обеими ладонями. Габриэль не сразу понял, что произошло. Но рассудок быстро к нему вернулся, и он, ненавидя себя, закрыл глаза.
— Прости меня, Лис. Какой же я идиот…
Элисаэль продолжала молчать, и в наступившей тишине Габриэль решил, что лучше ему уйти из этого дома и никогда больше не появляться здесь. Забавно, что подобные мысли уже не раз посещали его, но он снова и снова возвращался к Элисаэль, потому что эта девушка по непонятной причине значила для него больше, чем целый мир. Вот и сейчас, когда он проклинал себя за поспешные действия и не знал, что ему дальше делать, Элисаэль всё решила за них обоих. Она села сверху и наклонилась, целуя его. Габриэль вздрогнул от неожиданности, пересилил желание взять инициативу на себя и заботливо спросил:
— Ты действительно веришь мне настолько, что готова позволить это?