— Верю, если ты и впрямь меня любишь.
— Люблю, — незамедлительно признался он, и, кажется, впервые это слово прозвучало так, как и должно звучать.
Элисаэль было достаточно такого ответа. Габриэль так и не сумел понять, чем заслужил такое счастье.
*
За окном было тихо и пасмурно, но небо, хоть и затянутое серой пеленой туч, казалось нестерпимо ярким. В комнате было душно. Лицо щекотали растрёпанные волосы Элисаэль, но Габриэль не стал её беспокоить. Он удивился тому, что она заснула с ним, и хотел сохранить это ощущение тепла и любви как можно дольше. Он обнимал её, нежную и хрупкую, и понимал, что рядом с ней ему вдруг всё стало ясно. С ней он ни о чём не беспокоился и впервые за долгое время чувствовал себя счастливым. Ему не хотелось думать о нависших над ним проблемах; хотелось лежать с Лис, слушать её дыхание и улыбаться, когда мягкие белые волосы щекочут лицо. Может, Габриэлю следовало пройти через весь тот кровавый кошмар, через который он прошёл, только ради того, чтобы научиться ценить такие мгновения.
Вскоре Элисаэль тоже проснулась. Она по-кошачьи потянулась, запуталась пальцами в собственных волосах, и Габриэль улыбнулся. Настолько уютно с ней было.
— Рэл, — сонно позвала она и приподнялась на локте, чтобы посмотреть ему в глаза. — Не уходи сегодня.
Он погладил её волосы, обнажённые плечи, коснулся мягкой груди. Элисаэль всё ещё смущалась и с трудом сдерживалась, чтобы не вздрагивать под его руками. Габриэль был с ней нежен и осторожен.
— Не уйду.
Он не обманул её. Остаток дня они провели вместе. Элисаэль готовила ужин, занималась уборкой, а он пытался помогать, и Лис смеялась над его нерешительностью перед обыденными делами. Габриэль лишь виновато улыбался: он привык к дороге и сражениям и совершенно не умел вести хозяйство. Элисаэль прощала ему это и была хорошим наставником в бытовых вопросах.
На закате вернулся Тэниэрисс. Он не был против того, что Габриэль гостил в его доме. Напротив, казалось, что альтмер видел в этом что-то правильное и важное, будто знал, что рано или поздно так должно было случиться. Он не озвучивал свои мысли и не показывал эмоции, но Габриэль замечал, что отец Лис смотрит на него как-то по-особенному. В этом взгляде не было ни жалости, ни осуждения. Тэниэрисс словно смотрел на осиротевшего ребёнка, которого боги для чего-то привели к его порогу. Может, глядя на Габриэля, он думал о том, каким сейчас мог вырасти его собственный сын, если бы он не отверг тогда желание супруги о втором ребёнке. А может, он прекрасно понимал, что происходит между его дочерью и этим парнем, и относился к этому благосклонно, вспоминая годы своей молодости.
Когда начало смеркаться, Элисаэль отправилась в храм, и Габриэль проводил её. Он не стал оставаться на всю ночь, провёл с ней чуть больше часа, а потом всё же решил вернуться к собственным делам. Он не собирался продолжать сидеть и ждать известий, пока его опасную работу выполняет девчонка из Гильдии Воров.
Но, закрыв за собой дверь, Габриэль увидел, как из заброшенного дома напротив вышел человек, и, к своему удивлению, узнал его.
— Матье? — негромко позвал Габриэль. — Не ожидал тебя тут увидеть.
Матье спокойно обернулся, и его лицо украсила улыбка. Он не выглядел застигнутым врасплох.
— Как и я тебя, — признался он. — Что ты тут делаешь? Работа?
Рэл покачал головой.
— Нет. Навещал друзей.
— В храме? — Белламон безобидно посмеялся, но сразу понял, что это не его дело и что Габриэль не собирается перед ним отчитываться. — Не знаешь, где Лашанс? В Фаррагуте его нет, в Убежище — тоже.
— Он предупреждал, что будет отсутствовать какое-то время.
— Ясно. Спасибо, что сообщил.
— Зачем ты его ищешь?
Матье посмотрел на Рэла с явным сожалением и обречённо ответил:
— Я всё ещё обязан работать с ним, мы Уведомители и должны вести вела вместе.
— Что-то серьёзное?
Матье опустился на развалины невысокого каменного забора, когда-то огораживающего ныне заброшенный дом, и вздохнул:
— На Саммерсете никак не получается навести порядок. Я опасаюсь раскола. А так как Слушатель сейчас слишком далеко, я хотел посоветоваться со старшими братьями. Так что… я даже рад тому, что не застал Лашанса.
— А что Аркуэн? Поедешь теперь к ней?
— С ней я это уже обсуждал. С ней и с Дафной. Но так и не решил, как мне лучше поступить. — Матье осмотрел туманный ночной Чейдинхол, задержал взгляд на витражах храма и уныло спросил: — Так Лашанс правда не подпускает тебя к своим делам?
— Как видишь.
— Значит, ничего узнать тебе не удалось?
— Нет, к сожалению. Люсьен ведёт очень замкнутый образ жизни, он очень скрытен и неразговорчив. Он… не доверяет мне.
— Это странно. — Матье обречённо вздохнул. — Дамира он держал возле себя очень близко, чаще всего действовал именно через него. Я надеялся, что с тобой он начнёт работать так же. Вы говорили о твоём отце?
— Пару раз, — сознался Габриэль. — Люсьен уверяет, что они были словно братья.
— И мне так казалось первое время. — Матье вдруг улыбнулся и вспомнил: — Хотя говорят, что изначально они терпеть друг друга не могли. Но тогда я Дамира ещё не знал. Когда Лашанс взял его в своё подчинение, между ними действительно сложились какие-то братские отношения. По крайней мере, так казалось со стороны.
— Матье, — Габриэль тоже сел на забор рядом с мужчиной, — почему ты так уверен, что Люсьен предал моего отца? Я столько раз слышал, что они были друзьями… Зачем он так поступил? Какой у него мотив?
— Ты доверяешь ему? — это прозвучало очень спокойно и рассудительно. Матье не обвинял. Просто спрашивал.
— Не знаю. Мне просто не понятно, для чего всё это?
— Если бы я мог ответить на этот вопрос, то не тянул бы так долго с разоблачением предателя. Но у меня до сих пор нет ничего, кроме собственных догадок. Ты прав, Габриэль. Лашанс очень осторожен. — Матье перевёл дух и неожиданно эмоционально продолжил: — Но надо что-то делать, потому что он ждать не станет. Сейчас он вырежет всю верхушку нашей организации, и остальные сами разбредутся, оставшись без власти, как это происходит сейчас на Саммерсете. Нас осталось… пожалуй, четверо.
Габриэль удивился этой цифре.
— Четверо?
— Я, Дафна, Аркуэн и ты. С Ариусом уже давно нет связи, я боюсь, что рассчитывать на него уже не приходится.
— Не делай поспешных выводов, Матье.
Белламон печально улыбнулся и кивнул.
— Не стану. Но если он ещё жив, то сейчас не представляет для предателя никакой угрозы. Если мы проиграем Лашансу, то добраться до Ариуса ему вообще не составит труда.
— Но как же Слушатель и Сараэндил? — Габриэль вспомнил и сразу же добавил: — И Мэри?
Матье, кажется, даже не сразу понял, кого Рэл имеет в виду.
— Та девочка, которую выбрали для Очищения? Да брось ты. Какой отпор она может дать Лашансу? Сомневаюсь, что он вообще о ней задумывается.
— Её не стоит недооценивать.
— Я рассуждаю абсолютно трезво. — Матье не собирался менять своего мнения. — Аркуэн и сама давно не берёт её в расчёт. Говорит, что она слегка тронулась умом.
— Это правда?
— Аркуэн так сказала.
Габриэль отвернулся от Белламона и неожиданно для самого себя простил Мэри то, какой она была в Бруме. Он снова видел её несчастной заплаканной девушкой, которую заставили поднять меч на тех, кто был ей дорог, и которая не знала, как жить с этим дальше. Которой он обещал отомстить предателю за Очищение и смерть собственного отца, а потом навсегда забыть Тёмное Братство. В ту страшную ночь, которую Габриэль сам прожил точно в бреду, он хотел назвать её своей сестрой и быть с ней, ведь тогда ему казалось, что они остались одни против всех.
Но сейчас Габриэль понял, что на самом деле он бросил её. Пообещал быть рядом, но ушёл и больше не вернулся. Так что если Мэри и впрямь помешалась на попытке остаться сильной и справиться с пережитом горем настолько, что для окружающих это выглядело безумием, то вина за это лежала на Габриэле. Это он сделал Мэри такой, поверив Аркуэн и отдав на её попечительство девушку, которую должен был опекать сам.