Водяной паук лениво потащился на восток, и на глаза Муми-тролля навернулись слезы.
Внезапно зашуршала трава, и среди ее метелок показалась Муми-мама.
– Привет! – сказала она. – У меня для тебя кое-что есть.
Она осторожно спустила парусник на воду. Он плавно и красиво закачался над своим зеркальным отражением и сразу же тронулся в путь, словно всегда только и делал, что плавал.
И хотя Муми-тролль увидел, что мама забыла сделать шлюпку, он ласково потерся мордочкой о ее мордочку (ощущение было такое, будто прикасаешься к белому бархату) и сказал:
– Такого хорошего кораблика у тебя еще никогда не получалось!
Они сидели рядышком на мху и смотрели, как парусник пересек болотце и причалил к маленькому листочку.
Они слышали, как неподалеку от дома Дочь Мюмлы звала малышку Мю.
– Мю! Мю! – кричала она. – Несносный ребенок! Мю-у-у-у! Приди только домой, я оттаскаю тебя за волосы!
– Она снова где-то спряталась, – сказал Муми-тролль. – Помнишь, как мы нашли ее в твоей сумке?
Муми-мама кивнула. Она сидела, свесив мордочку к зеркальной глади воды, и рассматривала дно.
– Там что-то блестит, – сказала она.
– Твой золотой браслет, – ответил Муми-тролль. – Или браслет фрёкен Снорк. Хорошо я придумал?
– Очень! – ответила мама. – Теперь мы всегда будем хранить наши украшения в прозрачно-рыжеватой воде. Там они кажутся куда красивей.
Дочь Мюмлы стояла на крыльце и охрипшим голосом все еще звала сестренку. Она знала, что малышка Мю сидит в одном из своих многочисленных тайничков и хихикает.
«Ей бы выманить меня отсюда с помощью меда, – думала Мю, посмеиваясь, – и отколотить хорошенько, когда вылезу!»
– Послушай-ка, Дочь Мюмлы! – закричал Муми-папа со своей качалки. – Если ты будешь так кричать, она никогда не придет.
– Я кричу только для очистки совести, – деловито пояснила Дочь Мюмлы. – Когда мама уезжала, она сказала: «Я оставляю на тебя младшую сестру. Если ты не сможешь воспитать ее, никто другой этого не сделает. Я-то отступилась от нее с самого дня ее рождения».
– Ну, тогда понятно, – сказал Муми-папа. – Ори себе на здоровье, коли тебе так спокойнее.
Он взял со стола кусочек испеченного к завтраку кекса, осторожно огляделся по сторонам и обмакнул кекс в кувшинчик со сливками.
Стол был накрыт на пятерых, а шестая тарелочка стояла под столиком на веранде, так как Дочь Мюмлы говорила, что там она чувствует себя свободнее.
Тарелочка Мю была, разумеется, совсем крохотной и пряталась в тени цветочной вазы посреди стола.
Тут показалась Муми-мама. Она бежала со всех ног по садовой дорожке.
– Не торопись, милая, – сказал ей папа. – Мы уже поели прямо в кладовке.
На веранде мама перевела дух и посмотрела на накрытый стол. Скатерть почернела от копоти.
– Охо-хо-хо, – простонала мама. – Ну и жара! А сажи-то сколько! Ох уж эта Огнедышащая гора!
– Будь гора чуть поближе, мы по крайней мере сделали бы пресс-папье из настоящей лавы, – мечтательно сказал папа.
И в самом деле – было жарко.
Муми-тролль по-прежнему лежал на мшистом бережке болотца и глядел на небо. Оно было совсем белое, похожее на серебряную пластинку. Он слышал, как внизу у моря перекликались морские птицы.
«Будет гроза», – сонно подумал Муми-тролль и вылез из мха. Как всегда перед переменой погоды, небо озарялось удивительными сполохами. Он начал тосковать по Снусмумрику.
Снусмумрик был его лучшим другом. Конечно, ему еще страшно нравилась фрёкен Снорк, но дружба с девочкой – это ведь совсем другое.
Снусмумрик был на редкость невозмутимым и очень много знал, однако никогда не выставлял это напоказ. Лишь иногда рассказывал о своих путешествиях, и тогда его собеседник испытывал чувство гордости, словно сам совершил их втайне вместе со Снусмумриком. Когда выпадал снег, Муми-тролль погружался вместе со всеми в зимнюю спячку, а Снусмумрик отправлялся странствовать на юг и возвращался в долину Муми-дален лишь следующей весной.
Но этой весной он не вернулся.
Муми-тролль все время, как только проснулся от зимней спячки, ждал его, хотя другим ничего не говорил. Когда над долиной появились стаи птиц, а снег, нанесенный с севера, растаял, Муми-тролль заволновался. Никогда еще Снусмумрик так не задерживался в пути. Наступило лето, и место у реки, где всегда разбивал свою палатку Снусмумрик, заросло зеленой травой, словно там никто никогда не жил.