— Зачем ты так, Игорь? — отступила Мелана, вытирая о фартук руки.
— Да, да, все знают, что я добрый человек! Мне можно сесть на шею, не сброшу! Я тебя в последний раз спрашиваю: где деньги?
— Откуда я знаю?
— Ты сама — тунеядка, живешь за мой счет, а еще хочешь, чтобы я содержал какую-то старуху и чужого ребенка?
Губы у Меланы дрогнули, она отвернулась, чтобы уйти.
— Стой!
Димарский схватил ее за узкие плечи и с силой повернул.
— Вечером, вот этой самой рукой, — он потряс перед ее лицом своей пятерней, — положил их сюда. Не хочешь же ты сказать, что сторублевку взяла из моих брюк наша хозяйка…
— Тише, как тебе не стыдно…
— Тогда их взял вот этот пес?! — он пнул ногой испуганно прижавшуюся к кафельной плите тощую черную собачонку, которую где-то подобрала и приютила старая вдова.
— Не кричи, — сдержанно попросила Мелана. — Окна открыты. Стыдно.
— А воровать не стыдно? Сию минуту верни деньги!!!
Его сильные пальцы сдавили ей шею. И тут Мелана впервые подумала, что даже загнанная в угол курица, когда ее пытаются взять, и та защищается.
— Пусти меня!
Она вырвалась, оцарапав Димарскому руку.
Он был сильнее Меланы не только физически, но и сознанием своей безнаказанности.
— Паршивая кошка! Я тебя проучу царапаться!
Разъяренный, он настиг Мелану уже в комнате и сперва наотмашь ударил ее по лицу, затем по спине.
Мелана даже не вскрикнула, только обеими руками закрыла лицо, словно в него плеснули кипятком.
— Нет, нет, ты не закрывайся! Отвечай, куда могли деваться деньги, если я…
И тут он вдруг обнаружил, что портной сделал на брюках пистоны с двух сторон. В левом — захрустела бумажка.
— Я же говорил, что положил сюда! — обрадовался художник.
Моментально остыв, он принялся просить:
— Мелася, девочка моя, прости… Вот они деньги. Хочешь — возьми их. Мне не денег было жаль. Как это так, думаю — помню, что положил… Ну, не надо, не плачь… — Димарский поцеловал жену в шею. — Давай мириться. Хочешь, ударь меня. Ну! Ударь, иначе не уйду.
— Тебя ждут… ты опаздываешь, — напомнила Мелана.
— Ты простила меня? Да?
Ей хотелось сказать, что ничего, кроме неприязни, не осталось у нее в душе к нему. Но лишь промолвила:
— Оставь, у меня еще столько работы на кухне…
Прежде Димарский давал ей какие-то рубли на пудру, губную помаду, чулки, маникюр. Мелана старалась не тратить. И хотя Димарский требовал, чтобы после рынка Мелана записывала, куда и на что она истратила деньги, она все же умудрялась кое-что сэкономить. Когда набиралось двести-триста рублей — отсылала матери.
После рождения дочери Димарский сам ходил за провизией на рынок или просил это делать квартирную хозяйку. И хотя теперь Мелана избавилась от унизительных отчетов за каждую копейку, но зато она окончательно потеряла возможность хоть чем-нибудь помочь своей матери и сыну.
Когда Маринке исполнилось два года, Мелана заикнулась, что ребенка уже можно устроить в ясли, а она поступит на работу.
— Нет, нет и нет! — категорически возразил Димарский.
И все же Мелана решила ослушаться. Один из приятелей Димарского пообещал устроить Мелану дежурной по этажу в гостинице.
Разразился скандал. Оскорбленный Димарский обрушил на нее оглушительный каскад грязных подозрений, злых, унизительных упреков, заявив, что она ему больше не нужна, а ее «покровителю» он даже руки не подаст.
Димарский хотел куда-то унести ребенка. Мелана пыталась отнять дочку. Тогда он избил ее так, что недели две Мелана из-за синяков нигде не могла показаться.
Страшась неприятностей, Димарский первый пошел на примирение. Осыпал Мелану подарками. Все вечера сидел дома, нежно ухаживал за ней и дочкой.
Разговор этот произошел поздним вечером.
— Тебе из Львова письмо, малышка.
— От мамы? — обрадовалась Мелана.
— Разве еще кто-нибудь может тебе писать из Львова?
— Нет, конечно. Но почта была в шесть, почему ты до сих пор молчал? Где письмо?
— Ты извини, я прочел… Если хочешь, чтобы мы были счастливы, — Димарский сожмурился и стал похож на сытого кота, — ты, моя девочка, должна сделаться моим вторым «я».
«Хочу быть сама собой!» — крикнула она про себя. Но он этого не услышал.
— Твоя мать хочет, чтобы мы взяли мальчика к себе. Вообще-то, я не против. Но подумай, куда?
— Тебе же обещают квартиру, — с надеждой встрепенулась Мелана. — Все-таки двое детей…
— А-а, обещанного, как говорится, три года ждут!