Успех Шлимана стал причиной «великой смуты» среди археологов и историков, некоторые из них решили пойти по его пути: искать новые археологические артефакты с помощью древнейших мифов и преданий. И вполне естественно, что под самое пристальное внимание попали тексты Ветхого Завета, ведь верующих много и среди ученых (а Ветхий Завет, по сути, признается не только христианством, но и иудаизмом, и исламом). Дальнейшие многочисленные поиски также увенчались успехом: оказалось, что тексты Ветхого Завета несут в себе достоверные сведения о ранее вполне реально существовавших городах и народах.
Затем пришла очередь поисков на основе преданий и мифов и в других регионах Земли (помимо Ближнего Востока, на событиях в котором сосредоточены тексты Ветхого Завета). Но несмотря на многочисленные открытия в Средней Азии, Сибири и Европе, исследователям, рискнувшим идти по пути, подсказываемом мифологией, приходится каждый раз преодолевать мощнейшее сопротивление со стороны официальной Истории, которая никак не хочет признать своего полного поражения.
Но в чем причина подобного упорства?..
Дело в том, что в решении вопроса об отношении к письменным и устным древним источникам историческая наука уже очень долгое время опирается на теорию «мифологического мышления».
«...к 1900 году серьезные ученые уже обратились к сравнительной религии и мифологии. Это привело к возникновению двух основных подходов к параллелям между мифами отдаленных друг от друга культур. Первый подход — теория рассеяния, утверждавшая, что мифы изначально создавались в нескольких немногочисленных областях, таких как Индия, а затем, еще в древнейшие времена, распространились по всему миру в ходе общения между различными культурами. Второй подход — психологический, полагающий, что основные элементы мифа — это продукты человеческой психики, универсальной для всех людей. В наши дни принимаются обе эти точки зрения, а также их синтез» (Дж. Ф. Бир- лайн «Параллельная мифология»).
Громаднейший вклад в становление теории мифологического мышления внес знаменитый французский антрополог Леви- Брюль, который «сосредоточил свои исследования в области мыслительных процессов “примитивных” или “традиционных” народов. Он пришел к выводу, что “традиционные” культуры не делают различия между природным (или объективным) миром и мифом, а также между мифом и историей. Для людей, живущих в таких культурах, миф — это единственная возможная история. Леви-Брюль выдвинул влиятельную теорию параллельных мифов, утверждая существование в мифах единых для всех людей “мотивов” или “коллективных представлений” (общих сюжетов и действующих лиц)» (там же).
Теория оказалась настолько привлекательной для историков, что тут же получила официальное признание. Во-первых, она позволила «объяснить» массу известных фактов. А во-вторых (и это, пожалуй, главная причина), она дала историкам основание исключить из массива данных, подлежащих объяснению, целый пласт древнего наследия, никак не вписывающийся в их картинку прошлого. В итоге за свою столетнюю историю эта теория обросла многочисленными монументальными работами, развивающими и дополняющими ее.
Казалось бы, действительно все логично. Если примитивное, «мифологическое» сознание воспринимает в качестве реальности фантастические образы, порождаемые им самим, переносит их из сознания в окружающую реальность, то неизбежно древние мифы и предания должны быть насыщены такими фантастическими образами. Следовательно, к мифам и нельзя относиться по-другому, нежели как к «сказке».
Но наука, изучающая сознание и мышление, — психология — тоже не стояла на месте и за прошедшую сотню лет ушла далеко вперед. За это время ей открылось много нового из области функционирования человеческой психики и процесса становления сознания. В частности, получила подтверждение концепция развития сознания по принципу: от простого к сложному. Вроде бы — элементарный вывод. Что же в нем интересного?.. Оказывается, что самое интересное начинается не в нем самом, а в его следствиях!..
Прежде всего, получается, что способность к фантазии, полностью оторванной от реальности, от окружающей действительности, возникает только при условии наличия весьма высокоразвитого сознания, то есть на более поздних стадиях его эволюции. Для примера возьмите хотя бы литературу, — жанр фантастики сложился как таковой лишь в последние полторы сотни лет. На ранних же стадиях литературные произведения следует больше отнести к описанию окружающей действительности, а не фантастического мира. А ведь то же самое можно обнаружить и в истории живописи: от отображения окружающих предметов, через описание восприятия художником реальности, искусство постепенно перемещается к отображению внутреннего мира самого художника (а последнее происходит уже лишь в XX столетии).