Тут ему показалось, что он проявляет чрезмерную настойчивость, и он решил немного охладить свой пыл:
– Сейчас я запишу этот чек на ваш счет, а вы, если пожелаете, можете поговорить с одним из моих родственников об облигациях.
– Хорошо, юный Пиластер, ступайте.
Хью вышел и в коридоре столкнулся с Сэмюэлом Пиластером.
– Дядюшка, у вас в кабинете сидит сэр Джон Кэммел. Я встретил его в общем зале. Он выглядел расстроенным, и поэтому я предложил ему бокал мадеры. Надеюсь, я поступил правильно.
– Думаю, что да, – сказал Сэмюэл. – Я позабочусь о нем.
– Он принес этот чек на сто десять тысяч фунтов. Я упомянул о русских облигациях. Сейчас подписка на них не разошлась еще примерно на сотню тысяч…
Сэмюэл приподнял бровь.
– Немного поспешно с вашей стороны…
– Я только сказал, что он может поговорить об этом с одним из партнеров, если его заинтересует высокая ставка.
– Хорошо. Неплохая идея.
Хью вернулся в общий зал, нашел гроссбух, где отмечались операции по счету сэра Джона, и записал приход, после чего отнес чек клерку, регистрирующему движение средств. Затем он вернулся на третий этаж в кабинет Малберри, показал своему начальнику бумагу с записью подсчетов, упомянул о том, что сэр Джон Кэммел может заинтересоваться оставшимися облигациями, и сел за свой стол.
В кабинет вошел посыльный с чаем и бутербродами на подносе. Такую легкую закуску предлагали всем служащим, задерживающимся на работе после половины пятого. Когда дел было не-много, большинство уходило в четыре. Банковские клерки считались рангом выше всех остальных, и им завидовали все служащие торговых и транспортных контор, часто работавшие допоздна и иногда даже далеко за полночь.
Чуть позже в кабинет зашел Сэмюэл, чтобы передать Малберри кое-какие документы.
– Сэр Джон приобрел облигации, – сказал он Хью. – Вы удачно воспользовались подвернувшейся возможностью.
– Благодарю вас.
Тут Сэмюэл обратил внимание на помеченные ярлычками ящики на письменном столе Малберри.
– А это еще что такое? – спросил он удивленно. – «Вниманию главного клерка»… «Рассмотрено главным клерком…»
– Это чтобы отделить приходящие бумаги от уже рассмотренных и исходящих, – объяснил Малберри. – Чтобы не создавать путаницы.
– Любопытная схема. Пожалуй, распоряжусь сделать у себя так же.
– Честно сказать, это была идея молодого мистера Хью.
Сэмюэл повернулся и заинтересованно посмотрел на Хью.
– А вы проницательный молодой человек, как я погляжу.
Хью часто говорили, что он слишком зазнается, поэтому на этот раз он решил проявить скромность:
– Мне еще предстоит многому научиться и многое усвоить, сэр.
– Только не надо этой ложной скромности. Скажите, а вот если вас освободят из-под начала Малберри, чем бы вы предпочли заняться?
Раздумывать над ответом Хью не стал. Он уже давно решил, что хочет стать письмоводителем. Большинство служащих занимались лишь частью любой сделки – той частью, за которую несли ответственность, – но письмоводитель, составлявший письма клиентам, анализировал сразу всю сделку. Это была наилучшая должность для молодого человека, желавшего научиться действительно чему-то важному и добиться повышения в дальнейшем. К тому же письмоводитель дяди Сэмюэла, Билл Роуз, собирался подать в отставку.
Без промедления Хью ответил:
– Я хотел бы стать вашим письмоводителем, сэр.
– Вот как? Прослужив всего лишь год в банке?
– Когда мистер Роуз уйдет в отставку, у меня уже будет полтора года за плечами.
– Действительно.
Ответ Хью, казалось, позабавил Сэмюэла, но отказа он не дал.
– Хорошо, посмотрим, – сказал он и вышел.
– Это вы посоветовали сэру Джону приобрести остаток российских облигаций? – спросил Малберри.
– Я только упомянул, что есть такая возможность.
– Ну что ж…. – протянул Малберри. – Так-так-так…
И некоторое время сидел, внимательно разглядывая Хью.
II
В прекрасный летний воскресный полдень весь Лондон высыпал на улицы, чтобы проветриться и похвастаться своими туалетами. Экипажи по Пиккадилли не ездили, ибо только немощный запрягает в день отдохновения. Мэйзи Робинсон и Эйприл Тилсли прогуливались по широкой улице, разглядывая особняки богачей и пытаясь привлечь внимание мужчин.
Они снимали одну комнату в Сохо, в полуразвалившемся доме на Карнаби-стрит, близ Сент-Джеймского работного дома. Просыпались они около полудня, неспешно одевались и выходили на улицы. Под вечер они обычно находили пару мужчин, готовых заплатить за их ужин; в противном случае приходилось голодать. Денег у них почти не было, но и потребности их были невелики. Когда наступала пора платить за жилье, Эйприл просила одного из своих дружков «дать ей взаймы». Мэйзи выходила на прогулку всегда в одном и том же платье, стирая его каждый вечер. Она надеялась, что кто-нибудь скоро купит ей еще одно платье. Рано или поздно кто-нибудь из мужчин, покупавших ей ужин, женится на ней или возьмет на содержание в качестве любовницы.