Выбравшись на сушу, я полежал в песке, откашливаясь. Потом встал и горестно поплелся вверх по берегу. Вот будет забавно, если тот пьяница сейчас пробежит мимо! Квартал вокруг был убогий, у воды валялся мусор, окна хибарок слепо таращились в темноту. Больше всего мне хотелось чихнуть, но почему-то не получалось, – прямо-таки невыносимое чувство. Я печально плелся по улочке в тайной надежде, что от какой-нибудь крыши отвалится камень и положит конец моим страданиям. А если нет, буду бродить по городу до рассвета, как призраки в романах.
Но долго бродить мне не пришлось.
Глава 4
Грешникам покоя нет
Крик был страшным – у меня кровь заледенела в жилах (точнее, заледенел мерзкий раствор Бена, но это звучит не так поэтично). Он донесся из узкого проулка, и за ним последовали другие звуки: возня, рычание, снова крик, потом кто-то бросился прочь по улице, не заметив меня. Но переулок не опустел – оттуда доносилось шипение, ругань и яростный шепот.
Потасовка грязных бедняков не имела ко мне отношения, и я уже ускорил шаг, чтобы пройти мимо, но звуки продолжались, жалобные и злые. В подворотню идти было страшно до смерти («Граф Гленгалл, главный остроумец Британии, безвременно покинул нас дважды»), но я все равно пошел. Если меня там прикончат, это значительно облегчит мне задачу.
В переулке, прислонившись к стене, сидел человек и прижимал к боку ладонь. Увидев меня, он поднял голову и сбивчиво зачастил:
– Эй, сюда, эй, вы!
Похоже, это была женщина – одежда была длинной, на голове с трудом держалась шляпка. Вид у женщины был такой непрезентабельный, что мне стало противно. Неделю назад я ни за что не подошел бы ближе, презрительно фыркнул и мимо прошел, но с тех пор успел пережить такое, что никому еще, кажется, пережить не удавалось, и сейчас медлил. Женщина тем временем завалилась на бок, продолжая издавать жалостные звуки. Я подошел ближе.
Левый бок ее пальто был темным и мокрым – видимо, ее ударили ножом. Женщина прижимала к ране руки, но кровь толчками била между пальцев и все сильнее пропитывала ткань. «Кровь – это удивительная жидкость, настоящее чудо», – сказал Бен, и в своем плачевном положении я оценил это чудо, как никогда. Неприятно было смотреть, как удивительная жидкость покидает чье-то тело, так что я кое-как опустился рядом, заторможенно положил свои руки поверх рук женщины и нажал. Мои слабые, мертвые пальцы не особенно помогли, но я не знал, что еще делать. Было тихо, только ветер катал мусор по мостовой.
– Не хочу, нет уж, я не помру, ясно? Не помру! – простонала женщина с ужасным ирландским акцентом.
Голос был какой-то знакомый. Я глянул ей в лицо – и дернулся от неожиданности. Либо у всех ирландок одинаковые голос и внешность, либо это садовница леди Бланш. Что ей делать так далеко от нашего квартала? Может, она не работала там постоянно, ее наняли просто выкопать канавки в земле? Все эти суматошные мысли бились у меня в голове, пока я ошалело зажимал рану и слушал, как она ругается и стонет. Она, конечно, была не моего круга, но у нее было то, чего мне сейчас так не хватало, – жизнь. Губы и брови кривились, глаза мокро блестели, пальцы, которые я накрывал своей ладонью, цеплялись за пропитанное кровью пальто.
– Тзнаешь какого-нибдь врача? – просипел я, озираясь. От пребывания в холодной воде голос у меня сел окончательно. – Вствай. Пшли.
– Не знаю я никаких докторишек! – взвыла она. Я попытался ее поднять и тут же сел обратно: я и себя-то с трудом поднимал. – Хочу к своим, они мне помогут, ай, как же больно!
У нее хотя бы есть свои, к которым можно пойти, – большое достижение по сравнению со мной. Шатаясь, мы кое-как встали. Я понадеялся, что она знает, куда идти, и просто брел, обхватив ее за пояс так, чтобы зажимать рану. Чувствовать близость живого тела оказалось приятно. Пользы от меня было немного, но она, кажется, этого не замечала и упорно ползла вперед, держась одной рукой за стену, а второй вцепившись мне в плечо.
– Мне надо к нему, надо предупредить, что кто-то нас предал, – лихорадочно бормотала она себе под нос. – Анна у нас швея, она и меня заштопает, надо только…
Она захрипела и остановилась. Ее губы продолжали шевелиться, но я не мог разобрать ни слова.
– Эт длеко? – прокряхтел я, клонясь под ее тяжестью. – Эй!
– Мне нужно домой, – внятно пробормотала она, цепляясь ногтями за стену.
«Мы туда и идем! Я бы отвел тебя к врачу, но не знаю ни одного. Так что держись, шагай и не вздумай умереть – смертей с меня хватит», – подумал я. Сил на то, чтобы высказать это вслух, у меня не было, я весь сосредоточился на попытке оторвать ее от стены. Меня посетило удивительное чувство – как будто моя ущербная посмертная жизнь обрела смысл хотя бы на ближайшие минут пятнадцать. Я смог протащить ирландку еще несколько шагов, потом она остановилась намертво, как упрямый осел, и всем телом прислонилась к стене.