Джон и Кейт оба были ублюдками, а потому были связаны общими узами незаконной крови. Когда девочка сочла, что брат достаточно повзрослел, они стали шептаться о своих матерях, вслух размышлять о них. Но Джон рос беззаботным, лишенным воображения мальчишкой, а потому этот вопрос не вызывал у него такого любопытства, как у Кейт. И может, оно было и к лучшему. Потому что Джон был плодом супружеской измены — он родился, когда со дня свадьбы их отца не прошло и двух лет. Никто не говорил об этом открыто, и Кейт чувствовала, что не нужно задавать вопросы о матери Джона. Она считала, что отношение герцогини к мальчику свидетельствует о ее необыкновенной доброте, — ведь Анна приняла его в семью и нежно любила, хотя известие о его рождении, вероятно, и причинило ей мучительную боль. Мало того, Джон оставался для нее постоянным живым напоминанием о неверности мужа.
И все же Анна любила герцога. Это было ясно как божий день. Они казались всем счастливой парой, как то и подобает супругам столь высокого положения. У них были общие интересы и огромное богатство, немалая часть которого досталась герцогу благодаря этому браку. Он уважительно и с почтением относился к жене, исполнял ее желания, заботился о ее удобстве. Он делал все, что только можно ожидать от любящего мужа. Но вот на самом ли деле он любил Анну? С возрастом Кейт все чаще задавала себе этот вопрос.
Как-то раз она подслушала болтовню служанок в спальне, которую делила с ними с тех пор, как выросла и уже не могла ночевать в одной комнате с братьями. Служанки, вероятно, решили, что девочка спит, и она и в самом деле почти заснула, но, услышав их разговор, навострила ушки.
— Моя тетка — а она служит при дворе — говорит, что у них не настоящий брак, — раздался шепот Джоан Танкервиль, которая недавно вернулась от родственников, живших близ Лондона.
— Правда? — прозвучал потрясенный голос Томазины Во. — Не может быть!
— Да это уже давно ни для кого не тайна. Герцог не получил от церкви разрешения на брак. Они ведь близкие родственники, а в таких случаях требуется специальное разрешение.
Герцог? Кейт была ошеломлена. Неужели они говорят о ее отце?
— А не знаешь, почему так вышло?
— Тетушка Люси сказала, что это специально сделали на тот случай, если супруга вдруг не родит ему наследника. Тогда герцог сможет отказаться от нее и жениться снова.
— Но Анна принесла ему в приданое столько земель! Небось все придется отдавать обратно в случае развода?
— Знатные лорды вроде Глостера не так-то легко расстаются с тем, что попало им в руки. Уж поверь мне, он в случае чего найдет способ сохранить приданое. Отправит жену силком в монастырь или запрет где-нибудь, как сделал это с ее матерью.
— Что? — чуть не взвизгнула Томазина. — Ты кого это имеешь в виду?
— Старую герцогиню Уорик. Моя тетка говорит, что наш хозяин захватил все ее земли, выманил старуху из убежища в Бьюли, а потом привез сюда и запер в башне. После чего раздобыл какой-то документ, объявляющий ее умершей, чтобы сохранить за собой все земли.
Кейт была в бешенстве. Да как они смеют говорить такое о ее отце?! Девочка вскочила с кровати и с удовлетворением заметила в свете свечи, как лица дерзких служанок исказила гримаса ужаса.
— Если я расскажу про все, что здесь услышала, вас выпорют. А то и накажут еще похуже! — сказала она ледяным голосом. — Запомните: мой отец любит свою жену. Я это прекрасно знаю и не желаю, чтобы тут болтали всякие глупости! А мою бабушку никто не запирал — она повредилась умом, и за ней присматривает служанка. Бабушка, между прочим, иногда выходит погулять. Так что, прежде чем распространять глупые слухи, потрудитесь узнать, как все обстоит на самом деле! А теперь, может быть, вы позволите мне поспать? — С этими словами она улеглась, повернувшись к ним спиной.
Да, ее отец любил жену. Конечно, любил. Она была не права, когда сомневалась в этом. А все эти разговоры о церковном разрешении — сплошные глупости, потому что герцогиня родила Ричарду Глостеру наследника, а если бы даже и не родила, ему наверняка и в голову бы никогда не пришло отделаться от нее.