– Довольно, Элиза. – Дядя решительно поднялся из-за стола. – Барон оказал нам большую честь, попросив твоей руки, и он заслуживает по крайней мере уважительного отношения к себе. Стыдись! Ты ведешь себя недостойно! Когда ты наконец образумишься? Все эти мальчишеские забавы, верховая езда, игры с братьями не пошли тебе на пользу. Ты настоящая дикарка! Господи, а как ты говоришь, Элиза! Иногда мне кажется, что ты выросла в казарме.
Перегнувшись через стол, я схватила дядю за руку и сжала ее в ладонях.
– Но, дядя, так оно и есть. Я – дочь солдата…
Дядя Тео гордо выпрямился.
– Твой отец был офицером, Элиза. Он погиб как герой на поле битвы, отдав свою жизнь за Францию.
Порывшись в кармане, он извлек носовой платок и промокнул лоб. Окна были распахнуты настежь, но в комнате стояла духота.
– Послушай меня, Элиза, я делал для тебя и твоих братьев все, что мог. Я поступал так, как, по моему мнению, поступили бы твои покойные отец и мать, и, уверяю тебя, мне пришлось нелегко. Я – закоренелый холостяк, и воспитывать детей, как ты понимаешь, мне было нелегко. И все же, смею думать, ты не чувствовала себя в моем доме несчастной и обделенной любовью.
Я обежала стол и бросилась дяде на шею.
– Милый, добрый дядюшка Тео! Ты самый лучший дядя на свете! О таком можно только мечтать! Я люблю тебя очень-очень, и ты знаешь об этом. Я не хочу тебя огорчать. Я выйду за кого пожелаешь, только, прошу тебя, не выдавай меня за барона Фредди! – Голос мой сорвался, и почти шепотом я добавила: – Умоляю тебя, дядя Тео. Я не такая уж дикарка, как может показаться на первый взгляд. Я люблю нарядные платья и красивые вещи, и год, что я провела при дворе, был чудесным! И ты знаешь, я никогда не скучала на балах: меня приглашали наперебой многие придворные красавцы. Уверяю тебя, не стоит всерьез относиться к предложению барона…
– Я уже ответил ему, Элиза, – тихо сказал дядя Тео. – Я сообщил ему, что ты обрадована, польщена и с радостью принимаешь его предложение. Я жду его приезда в течение ближайших недель. Венчание состоится в первых числах ноября.
Я почувствовала, как кровь отхлынула от щек. С минуту я молча смотрела на дядю, не в силах поверить в то, что приговор подписан.
– Нет, – сдавленно сказала я наконец, – ты, верно, шутишь. Прошу тебя, скажи, что все это неправда! Я… Я покончу с собой!
Без сил я упала в кресло и зарыдала.
– На меня твои истерики не действуют, – сурово заявил дядя. – Я – твой законный опекун и вправе тебе приказывать. Ты поступишь так, как я сочту нужным, а я забочусь только о твоем благе.
– Ты лжешь!
Я знала, что снаряжение моего старшего брата Филиппа и проведенный мною сезон при дворе пробили изрядную брешь в финансах дяди и пришлось приостановить ремонтные работы в замке. Конечно, барон махнул рукой на приданое – нельзя же хотеть всего сразу: и «живой памятник Женственности», и деньги! – и дал дяде недвусмысленные заверения о выделении в обмен на согласие юной прелестницы ее опекуну суммы, вполне достаточной для ремонта замка.
Но, видит Бог, дядя Тео не настолько изнемогает под бременем нужды, чтобы торговать любимой племянницей!
– Я не хочу, не могу за него выйти. Я понимаю, что по закону ты можешь распоряжаться моей рукой, но представить все как свершившийся факт… Это так на тебя не похоже! Как ты мог, дядя Тео? Я… Я думала, что ты меня любишь, но я ошибалась! Ты любишь то же, что и все остальные мужчины: деньги и только деньги! Тебе вовсе нет дела до моего счастья, и я… Я ненавижу тебя!
В сердцах я стукнула кулаком по столу.
Дядя Тео ничего не сказал. Сгорбившись, он сидел за столом. Мне показалось, что он внезапно постарел. Впервые я заметила, как набухли синие вены у него на руках, как углубились морщины у губ. Мне стало жаль его. Я подошла к нему и присела рядом.
– Прости меня, дядя Тео! Я не хотела тебя обидеть, но, пойми, я была потрясена. Конечно, тебе это предложение кажется соблазнительным, ведь барон богат. Конечно, я скверная девчонка, непослушная, вздорная и вполне заслуживаю наказания. Господи, я дорого бы дала за то, чтобы стать как сестры Турран: слащавой, тихой и покорной, но я ничего не могу с собой поделать. У меня ужасный нрав, и язык у меня, даже девчонки в школе говорили, «острый как бритва». До сих пор я по-настоящему не пыталась исправиться, но, дядя, клянусь тебе, я буду стараться. Ты увидишь, я сделаю так, что у моих ног окажутся богатые женихи со всего света. Может быть, я смогу выйти замуж за одного из племянников императора и стать самой королевой Корсики. Ты ведь знаешь, сколько у Наполеона родни! Или вдруг меня посватает сам император. Он мой крестный, а я уже выросла. Я ему всегда нравилась, и, когда мне не было еще четырнадцати, он говорил, что моя грудь ничуть не уступает груди Жозефины.
– Элиза! – в испуге воскликнул дядя.
– Честное слово, – не унималась я. – Он вправду так сказал. Может быть, он женится на мне. Если он мог жениться дважды, почему бы не рискнуть и в третий раз? Я гораздо красивее, чем его императрица, все так говорят. Я одна из самых красивых женщин Франции, подумай об этом, дядя Тео! Элиза Лесконфлер! Королева Франции!
Дядя Тео вздохнул, а затем усталым голосом произнес:
– Сам император одобрил этот союз как полезный для страны. Он даже обещал посетить церемонию и как добропорядочный крестный проводить тебя к алтарю. Наполеон очень любил твоего отца, Элиза, восхищался его храбростью. Это большая честь для тебя.
– Честь! Ничего себе честь! Ты считаешь честью для меня стать женой человека, к которому я не питаю ничего, кроме отвращения? И ради чего? Чтобы заполучить в союзники жалкую страну, где едва ли найдется с десяток умеющих говорить по-французски? Ерунда, императору ничего не стоит послать туда войско, и в тот же день они станут нашими друзьями до гроба!
– Значит, для Франции такое решение не годится, – упрямо стоял на своем дядя Тео.
– Здесь все выбирают! – взорвалась я, – Франция, Наполеон, Тео Лесконфлер! Все, кроме меня!
Сжав кулаки, я шагнула к окну. Передо мной открылся пленительный и мирный вид: широкие лужайки террасами спускались к горизонту, скрытому темной стеной леса; многочисленные фонтаны устремляли в воздух веселые голубые струи, и солнечный свет преломлялся в прозрачных каплях, превращая их в миллионы маленьких призм. Слезы навернулись у меня на глаза. Я любила этот замок, эту землю, здесь мой дом, а другого я никогда не знала. Да, эта красота заслуживает того, чтобы принести ей в жертву какую-то жалкую девчонку. Я бессильна что-либо изменить. Слово моего дяди было законом, который я не смела нарушить.
– Мне искренне жаль, Элиза, – сказал, откашлявшись, Тео, – что мое решение огорчило тебя. Часто бывает, – тут он снова закашлялся, – что личным благом приходится жертвовать во имя интересов общества.
– Скажи лучше, во имя пополнения казны Лесконфлеров!
– Позволь мне закончить. Твой отец, мой младший брат, тоже одобрил бы этот союз, Элиза. Он любил Францию и счастлив был умереть за нее. Он любил этот дом и гордился теми замечательными мужчинами и женщинами, что рождались и умирали в этих стенах на протяжении многих столетий. Наши предки превыше всего ставили фамильную честь, поскольку человек умирает, а имя его живет еще очень долго после его ухода в мир иной. Ни разу имя Лесконфлеров не было опорочено. И сейчас я вынужден признать, что дал согласие на этот брак, чтобы оградить наш род от позора. Для этого нужны деньги. То, что случилось, очень неприятно и даже опасно для семьи.