К вечеру Гарт уже едва держался на ногах. Лицо его пылало, а дыхание стало учащенным. Мы с Джозефом обменялись многозначительными взглядами, и Джозеф громко объявил, что запасы питьевой воды закончились. Гарт не стал с ним спорить, и мы направили шхуну к берегу, в узкий пролив у устья небольшой реки. Мы бросили якорь в маленькой бухте. Гарт остался на шхуне, а мы с Джозефом сошли на берег, чтобы подстрелить какую-нибудь дичь и наполнить канистры.
– Видит Бог, он ужасно выглядит, – сказала я, когда мы остались одни. – Как ты думаешь, он не потеряет руку?
– Надеюсь, нет. Однако у него лихорадка, и он здорово ослаб. Может быть, мое средство поможет, а может, и нет, но попытаться мы все равно должны.
Берег порос низкорослыми, густо растущими канадскими соснами и куманикой. Почва под ногами была песчаной и мягкой. Джозефу пришлось углубиться в лес на порядочное расстояние, чтобы отыскать мхи и листья, необходимые для лечебного отвара. Я застрелила пару уток на ужин и наконец отыскала ручей с прозрачной и чистой водой, не отдающей солью. Наполнив канистры и оставив их Джозефу, чтобы тот принес их на обратном пути на шхуну, я вернулась на берег.
Вечер был безоблачен и тих. Закат окрасил в багрянец паруса «Морского демона», делая их похожими на столпы огня. Гарт мерил шагами палубу, сжимая в руке ружье. Завидев меня, он насмешливо вскинул вверх руку, отдавая честь. В вечернем свете он был похож на викинга, грозу морей и океанов.
Как раз в этот момент послышался душераздирающий крик и звуки выстрелов. Я резко обернулась и увидела Джозефа, продирающегося ко мне сквозь густую поросль.
– Назад, Элиза, – закричал он, – на судно, быстрее! На мгновение я оцепенела, а когда опомнилась, со всех ног помчалась ему навстречу. Два раскрашенных дикаря показались из леса и побежали прямо на меня. Джозеф успел задержать одного, схватив его за ногу. Другой чуть было не настиг меня, но Джозеф бросился к нему и оттащил его. Индеец как-то странно захрипел и осел на землю. На нем была хлопчатобумажная туника и штаны из оленьей кожи – обычная одежда мирных индейцев, которых мне доводилось встречать в Новом Орлеане. Но лицо у него было странно раскрашено, и выглядел он зловеще.
– Беги, Элиза, – выдохнул Джозеф, хватаясь за грудь. Только сейчас я заметила струю крови и торчащий из груди Джозефа окровавленный нож.
– Джозеф!
Я кинулась было к нему, но в это время из-за деревьев показались индейцы. Их было не меньше дюжины. Они вопили и потрясали ножами и ружьями. Я выстрелила и, кажется, попала, но их было слишком много, и Джозефу я помочь уже не могла. Оставив моего друга погибать, я бросилась в воду.
Кто-то схватил меня за ногу. Я успела набрать в легкие воздух, прежде чем моя голова скрылась под водой. Я нащупала нож за поясом, и, когда мы вынырнули и индеец потащил меня за собой, я вонзила нож ему в живот. Отплыв, я оглянулась: его тело, оставляя за собой размытый кровавый след, медленно уходило под воду. Между тем дикари один за другим прыгали в воду. Я услышала над головой выстрел. Это отстреливал моих преследователей Гарт. Одного выстрела нашей маленькой пушки хватило, чтобы нагнать на них страху. Дикари повыскакивали из воды и побежали в лес.
Гарт помог мне подняться. Мне казалось, что ни один выстрел из индейских ружей не достиг судна, но, оказавшись на шхуне и посмотрев на Гарта, я поняла: одна пуля все же угодила в цель.
Мы направились к морю. Гарт, должно быть, успел поднять якорь, пока я плыла к судну.
– Возьми руль, – проговорил он хрипло, – зачехлим паруса, когда выйдем в открытое море.
Судно здорово качнуло. Взглянув через плечо, я увидела двух индейцев, взбиравшихся на борт. При них не было ружей – только ножи и томагавки.
– Гарт, – закричала я и, вскинув заряженный пистолет, выстрелила.
Один из индейцев судорожно вцепился мне в ноги и тут же обмяк, повалившись на палубу бесформенной грудой. Другой кинулся к Гарту. Рана на плече сильно кровоточила, сила в нем была уже не та, и, как ни яростно боролся он с непрошеным гостем, раненому и больному, ему было не одолеть индейца. Я перезарядила пистолет и аккуратно прицелилась в голову врага. Раздался выстрел, и индеец упал за борт.
Гарт застонал. В боку у него зияла ножевая рана.
– Мы спасены, Гарт. Они к нам не доберутся. Полежи пока, я сейчас приду.
– Проклятая ловушка, – задыхаясь, произнес он. – Британские подголоски. Ублюдки. Не надо… Не надо было брать Джозефа…
Гарт закрыл глаза и задышал ровнее. Я пощупала пульс. Он потерял сознание, но был жив.
Свернув паруса, я вывела шхуну из узкого пролива в океан, размышляя над тем, что мне делать, если умрет Гарт. Я думала о Джозефе, растерзанном индейцами, и у меня разрывалось сердце.
Я закрепила руль так, чтобы он не вращался, и оставила корабль дрейфовать на приливных волнах. Затем, поднатужившись, выкинула труп за борт. Раздался тяжелый плеск, и волны сомкнулись над ним. Я угрюмо ухмыльнулась. Кажется, я начинаю привыкать к убийству. Никаких угрызений совести – только мрачное удовлетворение.
Гарт застонал и пошевелился. Я пощупала его лоб. Он был сухим и очень горячим. Намочив тряпку, я положила ее на лоб.
– Гарт, послушай меня, – проговорила я ему в ухо. – Мне надо спустить тебя вниз, в каюту. Но одной мне не справиться. Помоги мне, Гарт. Встань. Я знаю, что тебе больно, но все же постарайся. Прошу тебя.
Я потянула его за руки. Он застонал и скривился от боли, но сел. Мы все же умудрились спуститься по лестнице и добрались до каюты. Ночь стояла безлунная. Тьма проглотила нас. Я зажгла фонарь, висевший на крюке под потолком, и в его неверном свете все предметы стали загадочными, тени превращались в чудовищ, привычное наполнялось каким-то мистическим смыслом.
Мне предстояло достать пулю из плеча Гарта и зашить дырку в боку, но сегодня, сейчас, я не могла этого сделать. Все, что было в моих силах, – это держать его в тепле и сухости. Я уснула прямо на полу, калачиком свернувшись возле койки.
Пять дней «Морской демон» дрейфовал в океане, а Гарт плавал в сумрачных мирах между жизнью и смертью.
На следующий день после нападения индейцев я решила сама прооперировать Гарта. Он был без сознания. Я понимала, что, если не достану пулю, он умрет. Борясь с подступавшей тошнотой, я разрезала ему плечо и удалила пулю, промыла рану, вымыла самого Гарта холодной морской водой и перевязала. Ночью наступил кризис. Гарт стонал и бредил, звал меня по имени и отдавал приказания людям, жившим только в его воображении.
Я меняла холодные повязки у него на лбу и бормотала слова успокоения.
– Война закончена, – говорила я. – Отдыхай, все будет хорошо.
– Индейцы! – кричал он, порываясь встать. – Пороху! Огонь! Клеймо, клеймо… Клеймо! Слишком поздно. Уходи… Уезжай во Францию.
Я старалась уложить его, но, как бы ни был он сейчас слаб, мне все равно было трудно с ним справиться. Гарт мотал головой и бормотал:
– Элиза. Проклятые… проклятые черные глаза. Маленькая дикая кошка. Дикарка. Огонь. Подстрекательница.
Затем он открыл глаза и совершенно внятно произнес:
– Не хотите ли вина, мадемуазель? Чудный букет. Урожая лучшего года, насколько я помню.
Гарт вздохнул и затрясся.
– Холодно, – проговорил он, клацая зубами. – Холодно. – И вновь закрыл глаза, провалившись в полусмерть-полусон.
Я была на грани отчаяния. Я завернула его во все одеяла, что были на судне, но когда и это не помогло, собрала всю одежду и навалила на него сверху. Наконец я прижалась к нему всем телом, стараясь отдать хоть немного своего тепла.
Я понимала, что нам придется вскоре высадиться на берег, потому что все фляги, кроме одной, остались в лесу, у индейцев. Я с надеждой смотрела на небо, но ничто не предвещало дождя. При мысли о высадке мне становилось страшно. Я скорее согласилась бы без отдыха править шхуной, при условии спокойной погоды, чем решиться еще раз ступить на эту заселенную дикарями землю.