– Чертово упрямство? – спросил он.
Я поморщилась.
– Мы еще палец о палец не ударили, чтобы начать это расследование, а у нас уже есть ключ. Кто бы это ни написал, он оставил нам доказательство того, что Майлз Рамсфорт действительно невиновен.
Улыбка расползлась по его лицу.
– А ты права. И, кто бы это ни был, он сейчас очень напуган. Но почему?
– Потому что знает, кто на самом деле убил Артемизию, – предположила я.
– И не хочет, чтобы правда открылась. Признаюсь, тут все очень логично. Но как они вообще о нас узнали? Мы пока еще не разворошили ни одного осиного гнезда.
Я немного подумала.
– Но принцесса Луиза уже разворошила. Она сказала мне, что собирается вечером за ужином поговорить об этом с Оттилией Рамсфорт и сэром Фредериком. Она хотела облегчить нам задачу: подготовить их к тому, что мы будем задавать вопросы по ее просьбе.
– И кому-то это совершенно не понравилось, – закончил он.
– Но ведь это его жена и его свояк! Они же непременно должны хотеть, чтобы его оправдали. И не забывай, Хэвлок-хаус – связующее звено в этой истории. Майлз Рамсфорт был покровителем этого места, а убитая женщина там жила. И, предположительно, все самые близкие ей люди тоже там живут. Оттилия Рамсфорт тоже переселилась туда, когда арестовали ее мужа. Так или иначе, но в этой своеобразной общине сэра Фредерика мы и должны искать ответы.
– И кто-то из них хочет, чтобы мы не будили спящих собак, – заметил Стокер.
Я улыбнулась.
– Невозможно придумать лучшего начала для расследования, чем угрозы причинить физический вред, – сказала я ему. – Аркадия Браун только об этом и мечтала бы.
Я хотела бы начать расследование с места преступления – спальни Рамсфорта в имении Литтлдаун, но прежде нужно было получить разрешение у Оттилии Рамсфорт, и, должна признаться, мне было очень любопытно узнать, что это за дама. Я провела день, распаковывая контейнеры из третьей экспедиции графа в Гималаи, а Стокер с воодушевлением занимался набивкой своего крокодила. Когда мое терпение окончательно иссякло, я оторвала Стокера от работы, заманив его обещанием свиного рулета и холодного мясного пирога, которые нам прислали из кухни в особняке, а потом отправила его приводить себя в порядок, чтобы он хоть приблизительно стал похож на человека, которого можно принять в Хэвлок-хаусе. Немногим позже восьми мы сели в наемный экипажи быстро покатили в сторону Холланд-парка.
Стокер вполне предсказуемо пребывал в мрачном настроении. Он наконец-то существенно продвинулся в работе с крокодилом, а я увезла его из мастерской туда, где могло не оказаться ничего стоящего. Я знала, что он не одобряет моей решимости докопаться до истины в этом деле, и то, что он был сейчас рядом, пусть и недовольный, было знаком его особого ко мне расположения.
– Там будет просто кучка скучающих аристократов и стремящейся к славе богемы, и не знаю даже, кто из них утомительнее, – предупредил он меня. – Они все готовы делать громкие заявления только для того, чтобы шокировать окружающих, но каждый в действительности испугается даже мыши.
Несмотря на плохое настроение, Стокер очевидно начал дрожать от нетерпения при приближении к Хэвлок-хаусу, как гончая перед тем, как ее выпустят на охоту. Он мог быть недоволен моей склонностью втягивать нас в непонятные расследования, при этом не меньше, чем я, любил погоню. Но даже он остановился на пороге, запрокинув голову и рассматривая Хэвлок-хаус.
– Ну и монстр, – выдохнул он. – Но какой величественный монстр!
И он был прав. В энциклопедии «Великие британцы», в статье о сэре Фредерике, был абзац, описывающий строительство этого здания: предприятие заняло чуть не целый десяток лет и стоило ему всего отцовского состояния. На первый взгляд казалось, что это простой и функциональный жилой дом с фасадом из красного кирпича и известняка, тут и там прорезанный окнами с частым переплетом в стиле Тюдор. Но при более внимательном рассмотрении открывались неожиданные элементы. Балкончики и бойницы, башня, вырисовывающаяся над остроконечной крышей, – своеобразная ведьмина шляпа, столь любимая эксцентричными французскими архитекторами. На небольшом прудике перед домом покачивалась миниатюрная гондола, а крытая галерея у входной двери вся была увешана китайскими фонариками.
Стокер восторженно осматривал здание.
– Забудь, что я говорил, – пробормотал он. – Здесь чувствуется рука гения. Теперь меня и силком не оттащишь от этого расследования.
Я улыбнулась, и мы вошли внутрь; вечер был уже в разгаре, чему мы совсем не удивились. У дверей не было привратника: видимо, сэр Фредерик не любил церемоний и был рад всем гостям. Но я совершенно не ожидала застать в доме такое настроение. Хоть там и были заметны некоторые траурные элементы, в целом все же царил карнавальный дух. Все внутренние двери были распахнуты, и люди переходили из комнаты в комнату, тихо беседуя и, что было совсем уж неожиданно, приглушенно смеясь. В центре здания располагался большой холл, украшенный восточными изразцами, посреди которого журчал фонтан, а над головами парил золоченый купол. Во все стороны от холла тянулись галереи к разным частям здания, каждая из которых была выполнена в своем цвете: здесь – красный, как в Помпеях, там – генуэзский зеленый. Зал для приемов отдавал дань Востоку – множеством сцен из «Тысячи и одной ночи» под арабским небом: купол был расписан лазурью и серебристыми созвездиями. В центре фонтана, может быть, слегка неуместно, была помещена статуя девушки, которая, приложив руки рупором ко рту и повернув голову, смотрела через плечо назад. На бронзовой табличке у ее ног было написано просто «Эхо»; я была поражена этой нимфой, тем, как переданы ее чувства, – настоящий шедевр.