Губы Луизы снова сжались.
– Ситуация крайне сложная, и я не имею к ней никакого отношения. Надеюсь, вы будете помнить об этом.
Принцесса сильно сжала руки и замолчала, и я вдруг поняла, в чем дело.
– Вам нужна моя помощь.
Она медленно кивнула и стала теребить украшение у себя на руке: золотой браслет с сердцем из черной эмали, на блестящей поверхности – жирные золотые буквы, увенчанные короной. Она заметила, куда я смотрю, и протянула руку. Я рассмотрела, что у черного сердца белая кайма, а на поверхности выгравированы две буквы «Л».
– Подарок от ее величества по случаю кончины моего брата Леопольда, умершего три года назад. Он был милым мальчиком, моложе меня на пять лет. К несчастью, с самого детства был очень болезненным. Сложно представить себе все его мучения – бедное хрупкое тельце! Но он переносил все это с такой добротой. Казалось, никогда не сможет вести жизнь обычного мужчины, но он нашел свое истинное счастье. Знаете, женился на германской принцессе, и у них были дети. Отцовство стало главной радостью его жизни. Он так надеялся, что сможет победить болезнь. Но судьба бывает жестока. Ужасно было потерять его таким молодым – ему было всего тридцать. Он был ненамного старше, чем вы сейчас, мисс Спидвелл.
О, это было прекрасно придумано. Даже не признавая обстоятельств моего рождения, она причислила меня к семье, взывая к жалости по отношению к дяде, с которым я даже не была знакома. По этой причине я и восхитилась ею, и возмутилась. И вдруг поняла, что совершенно не хочу играть в ее игры.
– Чего вы от меня хотите, ваше высочество?
Будто почувствовав мое настроение, она подалась вперед и вновь сжала руки.
– Я в отчаянии, мисс Спидвелл. И мне больше не к кому обратиться.
– В чем ваша беда?
Она развела руками.
– Не знаю даже, с чего начать.
Я ничего не сказала. Я могла бы подбодрить ее, попытаться вытянуть из нее рассказ, по крайней мере, вначале, но я странным образом ощущала некое возмущение, а потому держала язык за зубами, предоставив ей самой поведать мне свою историю.
– Одна из моих ближайших подруг мертва, – наконец выговорила она.
– Мои соболезнования, – начала я.
Она нетерпеливо махнула рукой.
– Я уже смирилась с ее смертью. И пришла сюда не ради нее.
Она замолчала, устремив на меня решительный взгляд.
– Вы знакомы с делом Рамсфорта?
Я совершенно не ожидала этого вопроса. Дело Рамсфорта волновало газеты вот уже несколько месяцев. Оно было простым, но скандальные обстоятельства гарантировали ему бурное обсуждение в прессе.
– Я знаю о нем очень мало.
– Тогда позвольте мне вам его вкратце изложить. Майлз Рамсфорт был обвинен в убийстве своей любовницы, художницы по имени Артемизия.
– Вашей подруги? – предположила я.
Ее губы задрожали, но она быстро справилась с эмоциями.
– Да. Она была блестящей художницей, и мистер Рамсфорт пригласил ее, чтобы создать настенную роспись в его имении Литтлдаун в Суррее. Они были знакомы и до начала этой работы, но, пока она жила в его доме, стали любовниками, и вскоре Артемизия забеременела. Она была уже на четвертом-пятом месяце, когда завершила роспись.
Она ненадолго замолчала, будто набираясь сил, чтобы закончить рассказ.
– Мистер Рамсфорт устроил торжественный прием по случаю окончания работы у себя в Литтлдауне и пригласил туда многих людей из мира искусства, в том числе и меня. Во время праздника Артемизия была убита. Мистер Рамсфорт первым нашел ее, но, к несчастью для него, его обнаружили в собственной спальне с мертвым телом на руках, его одежда вся пропиталась ее кровью. Она была мертва совсем недолго, может быть, полчаса. Он не смог обеспечить себе алиби, и этот факт в сочетании с беременностью Артемизии дал полиции основания полагать, что именно он лишил ее жизни.
– Но по какой причине? – спросила я, уже непроизвольно заинтересовавшись этой историей.