И папу своего почему-то до сих пор боится. Смешная такая…
Машину оформить она согласилась сразу, без проблем, даже уговаривать не пришлось. Подзаработала опять же на этом, а потом сразу мне позвонила и поделилась ценной информацией…
Ранка на губе треснула от разговора и закровила. Вытираю кровь влажной салфеткой, а воспоминания накрывают опять плотной, болезненной волной…
На следующий день, после оформления машины, Ирочка пыталась до меня дозвониться с самого утра. Я никак не могла найти время, чтобы с ней поговорить. С ней же двумя словами не отделаться, нужно потрындеть минут тридцать обо всём и ни о чём.
Раз на двадцатый мне стало неудобно и я, наконец, ответила:
— Катюшка, — голос такой возбуждённый, что было ясно сразу: она хочет мне сказать что-то очень важное. — Ты вообще знаешь, сколько твоему мальчику лет?
Я задумалась…
Я не знала…
— Двадцать пять… — неуверенно ответила я.
— Двадцать! — тишина…Ждёт моей реакции. — Двадцать! — торжественно повторяет она — не дождавшись, моего ответа.
Билять. Не может быть!
— Катенька, он конечно очарователен. Красавец — это даже не обсуждается. Всё при нём: и рост и глаза и деньги у него водятся… — начала она перечислять достоинства Матвея. Девочки пищат от таких, я тебя понимаю. Но двадцать лет. Даже для тебя он очень молодой. Тебе сколько сейчас?
Она специально?
— Двадцать семь.
— Двадцать семь — тебе замуж пора, а с него что взять? Он ещё не нагулялся…
Сердце защемило… а она продолжала целенаправленно меня добивать:
— У него гормон играет, ему секс сейчас нужен круглосуточно, а тебе кажется, что он в тебя влюблён. Ты, конечно, сама решай, но я тебя предупредила. Что делать будешь?
Она серьёзно? Что она хочет от меня услышать? Что она мне вот сейчас сообщила его возраст и я что? Я собрала вещи и ушла? Так просто? Да я же дышать без него не могу…Я сдохну без него. И он знает сколько мне лет. Давно знает, — они с моими документами ходили по больнице и их ничего не смутило.
А я? Меня смутило?
Матвей тогда приехал очень рано. Закружил меня в коридоре, а потом скомандовал:
— Одевайся.
— Куда?
— Осень тебе показывать буду. Хочу, чтобы ты полюбила осень.
И сделал мне предложение…в осеннем лесу…
Ему двадцать один уже…
Двадцать один для мужчины — это много или мало?
***
Звоню Антону и прошу его мне помочь. Не уверена, что он согласится, но мне просто не к кому обратиться больше. Одной мне не справиться.
Какое-то время он молчит…
Боится, скорее всего.
Я уже начинаю думать: как быть и какие варианты у меня ещё остаются, но он вдруг неуверенно отвечает:
— Ну, если это в моих силах…
— Мне нужно у кого-то оставить вещи, можно? Папа твой не будет против?
Даже в трубку слышно, как он облегчённо выдыхает:
— Папа мой не будет против, даже если с вещами девушка переедет, но ты, как я понимаю, хочешь только вещи у меня бросить? — отвечает уже довольно бодренько.
— И меня бы ещё на вокзал отвезти… — неуверенно добавляю я.
— А меня там, это… — не договаривает. Точно боится.
— Нет, никто тебя не тронет, — если что, я прикрою — не говорю ему этого, только думаю и становится уж совсем не весело. Даже заступиться за меня некому сейчас. Горько. Нет Миши, который меня всегда за свою спину прятал, в любых ситуациях. Странно, что я про него вспоминаю в этот момент. — Мне просто некого попросить, — губы подрагивают, слёзы застилают глаза. Смахиваю слезинки рукой. Нельзя мне плакать.
— Я приеду, Кать. В течении часа приеду. Нормально? — наконец, подтверждает и я облегчённо выдыхаю. — Тебе ноут твой привезти?
— Нормально, но можно и пораньше, если сможешь, конечно. — Мне нужно быстрее, но давить на него я не могу. Передумает ещё. — А что там с ноутом?
— Классная машина, — хмыкает, — Кто собирал?
— Привози, при встрече всё обсудим, хорошо? — не хочу по телефону ничего обсуждать. Да и не могу. Боюсь.
Начинаю метаться по квартире и пытаюсь сообразить, что мне нужно взять с собой. Вещей немного, но и не мало. За год с Матвеем ещё и хозяйственными принадлежностями обзавелись. Хорошо ещё, что сумки не разобраны.
Натягиваю на себя футболку с длинными рукавами и лёгкие штаны. Не хочется никого шокировать своими синяками, хотя лицо не спрятать. Надеюсь, Антон не сбежит, увидев меня красивую такую.
Впервые за всё время, внимательно осматриваю квартиру, в которой провела почти месяц — одна.
Я постараюсь забыть этот месяц и, надеюсь, когда-нибудь у меня это получится.
Сама квартира хорошая: светлая, чистая, в центре города и, само собой, недешёвая. Но я сюда не вернусь.
Холодильник всё ещё забит едой, — она мне тоже больше не нужна. Беру с собой только кофе, чай и бутылку шампанского, которую мне принесла Полина.
Я не пью шампанское — давно, с того самого вечера, когда перепила голубенького с Матвеем, но оставлять эту бутылку здесь не хочу. У меня ещё будут праздники, надеюсь. Я забуду всё, как страшный сон, кроме него…Его забыть не смогу — он навсегда останется со мной. Там, глубоко внутри, я его сохраню. Но я научусь с этим жить. И буду счастлива…
Изучаю пакет из аптеки, который заказывал Виктор и тоже беру его с собой. Ему я позвоню, обязательно позвоню. Всё ему объясню. Но не сейчас. Позвоню, когда буду далеко. И задам ему вопрос, который уже несколько дней не даёт мне покоя — не верю я в такие совпадения.
Перелила коктейль в шейкер и даже попробовала его — не противный, пить можно. Значит, не умру с голодухи, в ближайшее время. И удобно опять же — стакана на день хватает.
Антон благоразумно позвонил, когда подъехал. Я ещё раз его успокоила, что бояться нечего и он поднялся.
Очки надевать не стала. Дома же.
— Каать, — вытаращил свои и без того огромные серые глазищи, которые стали сейчас похожи на маленькие блюдца, — это кто так тебя? Тот?
— Нет, — помотала отрицательно головой. — Не бойся, он не придёт.
— Ты заявление написала? — наклоняется ко мне и рассматривает моё лицо, — Тебе надо заявление написать, не оставляй это дело так. А в больнице была? — участливо продолжает допрос и голос его неприятно подрагивает, как будто плакать собрался. — Больно?
— Нормально всё, — останавливаю его сопли, — что там с компом? Смотрел?
— Смотрел конечно, от такого не отказываются, кто делал-то? Познакомишь?
— Нет, сорян, не познакомлю, — наблюдаю за нескрываемым разочарованием на его лице, после моих слов, — он чист? Можно пользоваться?
— Ну я почистил его, программки некоторые убрал, защиту поставил, но это всё так… — пожимает плечами, — всё зависит от профессионализма и степени заинтересованности. Если кому-то очень надо, то ничего не спасёт. Какое-то время сможешь пользоваться, но я же не знаю от кого ты прячешься, если это тот, кто делала, то… — замолкает…
— Я поняла тебя, — киваю. — Буду осторожна. — Я до конца ничего не знаю. Никто мне ничего не рассказывал. Но Антон сейчас сказал мне очень многое, сам того не подозревая. Я на это и надеялась.
Вытаскиваю сумки в коридор и достаю из одной из них коробку с травматическим пистолетом. Протягиваю его Антону:
— Это тебе, — хочется добавить: за всё, что ты сделал для меня, хоть и не обязан был.
— Слушай, да я и так, — а у самого глаза загораются, как у ребёнка, — откуда это у тебя?
— Я занималась раньше, — не вру. Пистолет этот купил мне Матвей. Мы ездили с ним иногда пострелять по мишеням и он всегда бесился, когда стрелял хуже меня. — Он мне не нужен больше, бросила, — не с кем мне ездить, да и не хочу.
Берёт и с интересом рассматривает игрушку.
— Когда приедешь? — спрашивает уже загружая мои сумки в свой скромный «Хендай Солярис».