Выходим на улицу, и ноги больше не идут…: перед моими глазами стоит его раскуроченная в хлам «шеви нива», невероятного лазурного цвета…., как его глаза…
— Нет, нет, нет, только не это — шепчу одними губами…
Вокруг всё плывёт…
— Катюш, тебе нравится? — показывает мне на машину.
А я смотрю в его глаза и тону в них…
Глаз оторвать не могу…
Подхватывает меня на руки, кружит, хохочет. Я обхватываю ногами его корпус, откидываюсь назад, раскинув руки по сторонам и тоже хохочу…
— Поехали, — ставит на землю и целует, чуть прикоснувшись к моим губам своими.
— Куда? — зачем-то спрашиваю опять. Знаю же, что пойду за ним, не задумываясь, куда позовёт. И всё равно спрашиваю…
— К свадьбе готовиться будем… — серьёзен.
Я так и не сказала ему, что я его люблю…
***
— Катерина — мужской голос вытягивает меня из глубины его глаз. Мне это не нравится. Голос знакомый, но я не могу его вспомнить. В нос бьёт резкий запах незнакомого мужчины. Страшно становится…
Пытаюсь закричать, позвать на помощь, но голос срывается, и вместо криков, из горла вырываются лишь хрипы…
— Тшш, — незнакомый женский голос. Меня осторожно гладят по голове, — Успокойся, всё хорошо. — замираю. Это ещё кто? — довели девочку, монстры, — тот же голос.
— Да никто её не доводил. Любовь у неё безумная. Он её кинул, а она его прикрывает и всё также любить продолжает… — знакомый голос. Зажмуриваю глаза сильнее, мне неприятно его вспоминать. И просыпаться я не хочу. Так бы и спала, пока всё это не закончится… — Эх, меня бы кто-нибудь так любил… — вдруг мечтательно произносит он, — на руках бы носил…
— Да ладно вам Ярослав Игоревич, все вы так говорите… — хихикает женщина, — а как до дела дойдёт, так в кусты и обещания все свои сразу забываете. Знаю я вас…
Я резко открываю глаза и сажусь…
Вспоминаю всё…
Оглядываюсь по сторонам — в кабинете. Совсем не помню, как тут оказалась, ничего не помню.
Паника накрывает с такой силой, что трясти начинает…
Следователь подлетает ко мне: — лежи, не вставай, — берёт двумя руками за плечи, пытается на диван уложить. — Перепугала ты нас…
— Что с ним? — скидываю его руки с плеч и начинаю молотить его кулаками. Не контролирую больше себя, сбила все настройки. — Он жив? — хриплю…
— Да жив он, жив, успокойся… — не уклоняется от моих кулаков, не сдерживает меня, даёт себя бить. Его мышцы твёрдые, как камень. Мне больно. Не выдерживаю боли, опускаю руки и начинаю рыдать в голос…
Легонько встряхивает меня двумя руками:
— Успокойся, жив он…
Замираю…
— Жив? — переспрашиваю и смотрю на него с надеждой.
— Жив, всё хорошо у него, — не ранен, не в больнице и вообще мы не знаем где он. В шоколаде всё у него, не сомневайся. У тебя всё похуже будет…
Не могу поверить в его слова. Там машина — всмятку. Выжить в ней не было ни единого шанса. Меня трясёт так, что зубы стучат…
Девушка накидывает на меня покрывало и протягивает стакан.
— Что это? — принюхиваюсь к жидкости в стакане.
— Обычный корвалол, — показывает пузырёк с корвалолом, — не бойся, никто не хочет тебя отравить. — Выпей, успокоиться тебе надо.
Послушно выпиваю неприятную жидкость. Высмаркиваюсь, в любезно протянутые ею салфетки. Время тяну. Она мне даже нравится. Приятная. И голос у неё приятный — успокаивает.
Мысли путаются, туман в голове. Наваливается вдруг какая-то жуткая слабость и апатия. То ли от стресса, то ли от корвалола. Сижу, уставилась в одну точку, ни рукой ни ногой пошевелить не могу. Не знаю, во что верить.
— Кать, давай мы тебя сейчас домой отвезём, — выдёргивает меня из задумчивости следователь, — а завтра продолжим. Что-то ты совсем расклеилась…
— У вас остались ко мне вопросы? — еле языком шевелю, как в замедленной съёмке всё.
— Мы не закончили, да.
— Я в норме. Сегодня закончим. — совсем не хочу с ним разговаривать, но завтра я к нему не хочу ещё больше. Завтра я его не выдержу. Мне не хватит ночи на восстановление. Мне трёх месяцев не хватило.
— Уверена?
— Уверена. Откуда у вас его машина? — терять уже нечего.
— Он умудрился её продать. — Я тихонечко выдыхаю, а он разворачивается к девушке: — всё, можешь идти…
Она стоит какое-то время в замешательстве: смотрит на него, потом на меня, пожимает плечами и идёт к двери.
— Кать, если он обижать тебя будет — кричи, — поворачивается ко мне уже на выходе, — У нас двери таксебешные на самом деле, всё слышно. Я напротив сижу, — прибегу, если что…
Мне приятна её поддержка. Не факт, что она мне поможет, но знать, что кто-то тебя поддерживает — приятно.
— Покупатель ехал снимать её с учёта — начинает он, провожая девушку взглядом, — не доехал. Уснул за рулём. Машину мы естественно конфисковали, она ему и не нужна больше. Там проще новую купить, чем эту сделать — дешевле обойдётся. Так что, жив он и здоров, успокойся. За себя лучше переживай. Тебе о себе думать надо, а не о нём. Я вообще подумал, грешным делом, что это его родственники или друзья тебя нашли…
Я чуть слюной не подавилась от его заявления, взбодрилась даже немного:
— Не поняла? Я причём?
— Ну там семья осталось без денег, без кормильца, без машины, — пожимает плечами, а сам внимательно смотрит, — мало ли что им в голову взбредёт. Они из другого города…Диаспора какая-то…
— Машина ваша? — перебиваю его
Сама в голове прокручиваю ситуацию: я к этой машине никаким боком не стою. Если бы искали, то давно нашли бы Ирочку. Мозги мне пудрит? Думает, совсем не соображаю?
— Пока дело не закрыто — наша. Конфискована.
— Я причём? — повторяю вопрос, — откуда они про меня узнают?
— Так-то не должны вроде. — тянет неуверенно. — Мы тебя не светим, но за всеми же не уследишь. Даже я не знаю, сколько народу пострадало, и кто ещё там их ищет…Катя, — впервые меня так называет, — там очень серьёзные люди замешаны. Тебе реально может быть опасно без защиты… — ждет моей реакции. Не дождавшись, наклоняется и почти ласково спрашивает: — нормально всё? Успокоилась немного?
Хочется расцарапать его физиономию…
Но я благоразумно отвечаю:
— Успокоилась. Есть ещё вопросы?
— Надо официально всё оформить. Сможешь? — протягивает руку, чтобы помочь подняться.
Руку игнорирую. Сама встаю и иду к столу.
Он кладёт на стол чистый лист бумаги и ручку…
— Что писать? — уточняю.
Достаёт мои показания, которые я писала ему в первый свой визит. Кладёт передо мной:
— То же самое, если у тебя нет никаких новостей, — недоволен, — дату поменяем и про машину допишем.
Беру листок и тупо начинаю всё переписывать.
Он молча сидит рядом, уткнувшись в телефон и что-то напряженно читает. Раздражает невероятно…
Поднимается вдруг неожиданно…:
— Продолжай, вернусь сейчас, — и быстро выходит.
Я переписала всё, как он сказал, только дату и подпись не поставила, да про машину ничего не написала. Сижу, жду, когда вернётся. Откинулась на спинку стула, глаза закрыла. Пытаюсь заставить работать свой мозг, проанализировать ситуацию, но голова совсем не соображает. Ничего не понимаю. С завязанными глазами сквозь джунгли пробираюсь.
Вздрагиваю от звука открывающейся двери и резко поворачиваюсь. Он изменился как будто. Выражение лица изменилось. Я застыла…
Что случилось? — хочется спросить, но он меня опережает:
— Всё изменилось, — смотрит непонятным, немного растерянным взглядом. Даже не на меня сейчас смотрит. Как будто не видит меня, не интересна я ему больше. Берёт исписанные мною листы и рвёт их, не глядя, на мелкие кусочки. — Думаю, что мы тебя больше не потревожим. — У меня холодок по спине. Сижу, глаз с него не свожу. — Нет, мы их не нашли, но произошли изменения, о которых я тебе говорить не имею права.
Он не выглядит сейчас радостным, как если бы он раскрыл дело или поймал преступников. Вот совсем не. Мне неспокойно. Во рту пересохло всё от страха. Я не хочу отсюда уходить, но он встаёт…