Он в лёгкой куртке, полностью расстёгнут, на улице зима, но он такой горячий, — обжигает меня своим жаром.
— Прости меня, — шепчет на ухо и снимает с моей головы мой серенький чулочек. Закапывается носом в моих волосах, громко вдыхает мой запах, ещё крепче прижимает к себе. Я не отстраняюсь, сама уже его обнимаю, понять ничего не могу. Не могу поверить в реальность. Всхлипываю. — Прости меня, Катюш, прости. Я думал, что так будет лучше…
Электрическим током простреливаю его слова:
— Для кого лучше? — выпутываюсь из его рук. Злость, обида, беспомощность, обрушиваются лавиной — душат удавкой, не дают дышать. Слёзы на глаза наворачиваются. Губы трясутся. — Вы кинули меня, кинули, бросили меня одну… — голос срывается и выдаёт петуха… — Он спал с ней? — выкрикиваю что есть мочи…
Молчит…
Шарит по моему лицу, горящими глазами, как будто не слышит меня.
— Спал? — сжимаю края его куртки в кулаках. Встряхиваю его…
— Катюш, там всё не так однозначно, — мне не нравится его тон. Как с ребёнком разговаривает. — У нас папы не стало, ну ты знаешь… — Молчит, а я отдышаться пытаюсь. — В общем, нам помощь нужна была и маме нужна была помощь…
— Ответь мне, — орать начинаю…
Звук открывающейся двери, он резко прижимает меня к себе и целует. В губы целует. По-настоящему.
Кто-то проходит за моей спиной, но я уже ничего не слышу. Растворяюсь в его поцелуе, забываю обо всём. Отвечаю ему, как сумасшедшая, ничего не могу с собой поделать. Боже, как много у них мама помидоров выращивала — стон с губ срывается, так хорошо мне сейчас. Прижимаюсь к нему сильнее. Чувствую его эрекцию через джинсы. Мне не противно его чувствовать, мне приятно. Он отстраняется от меня немного, чтобы не прикасаться ко мне своим возбуждением. Но губ моих не выпускает, продолжает целовать, надёжно удерживая мою голову двумя руками. Поднимаю руки, хочу волосы его потрогать, закопаться пальцами в его волосах. Сбрасываю его странную кепку с головы. Замираю… — он лысый…
Выпускает мои губы. Смотрит на меня. В глазах его шторм бушует, затягивает меня в свою воронку, закручивает так, что не выбраться. Подаюсь ему навстречу, как заворожённая, не в силах вырваться из его глаз. Выдыхает прерывисто, глаза закрывает.
Я тоже закрываю глаза.
Тишина вокруг гробовая, только стук наших сердец и дыхание наше, нарушает сейчас эту тишину.
Слёзы по щекам. Трясёт всю.
Достаёт из кармана пакет и вкладывает мне его в руки, сжимая мои пальцы вокруг пакета, своей рукой. Обнимает аккуратно. Не сильно, не прижимает больше к себе, но крепко держит, надёжно. И начинает шептать на ухо:
— Катюш, в пакете деньги, телефон и подробная инструкция. Я тебе очень подробно всё расписал. Мот тебя ждёт на Тенерифе.
— Почему на Тенерифе? — ничего не соображаю. В поцелуе всё ещё…
— Ну ты же учила испанский, — кажется усмехается, — пригодился. — Гладит меня по голове, покачивает в объятиях, успокаивает. — Там хорошо, тебе понравится. Если не понравится, то сможете уехать куда захотите. Вы свободны. Мот чист, не бойся. И тебя больше никто не побеспокоит. Обещаю. — Мне неспокойно от его обещаний.
— А ты? — отклоняюсь. Хочу глаза его видеть. Но он не смотрит больше на меня. Отводит взгляд.
— У меня ещё дела здесь есть. Как только закончу, найду вас. Не переживай. — обнимает опять.
Я выпутываюсь из его рук. Беру его лицо двумя руками, не даю отвернуться:
— Он там один?
— Один, конечно. Он тебя ждёт…
— Мне сказали, что у него жена есть…
Усмехается:
— Нет у него жены, не верь никому…
— Он спал с ней? — в глаза ему смотрю. Сама ничего не понимаю, только его вижу сейчас…
— Мне пора Катюш, — не отвечает. — Иди, — отстраняется от меня. — Я найду вас, как только смогу…
Прикасается быстро к моим губам своими. Легко вроде, без нажима, но обжигает своим поцелуем. Ещё хочу. Хочу целоваться с ним. Не контролирую себя. Губы горят. Облизываю их языком, слизываю с них его вкус, громко сглатываю. Дыхание его учащается.
Не хочу, чтобы он уходил, тянусь к нему…
Но он подталкивает меня в сторону моей квартиры и делает шаг назад. Я иду, как загипнотизированная, куда он меня направил…
Останавливаюсь, заходить не спешу. Слушаю звук его лёгких шагов по ступенькам. Громкий стук закрывающейся подъездной двери.
Тишина…
Глава 22
Я целовалась с его братом. По-настоящему. Пи*дец!
Мне понравилось. Я не хотела его отпускать и тёрлась об него, как мартовская кошка…
Я не вспомнила ни разу, что у него есть девушка — три раза пи*дец!
Бл*ть! — я не ругаюсь матом вообще. Это всё моё многомесячное воздержание, пальчиков уже не хватает. А если учесть, что по ночам мне всё ещё снится он, то пальчики просто бессильны. Надо что-то с этим делать.
Может у Миши тоже ситуация, — ручки больше не помогают. Отправил свою Настеньку домой, и вот, казус случился. Чёрт! Он же Насте своей никогда не изменяет. Он даже на других девушек никогда не смотрел.
А меня целовал. Целовал так, что мозг расщеплялся на молекулы, думать было невозможно.
Помешательство какое-то.
— Катюшка, — вздрагиваю. Она что дома? — завтрак готов, подтягивайся.
— Сейчас, — голос срывается. Откашливаю ком в горле. — Начинай без меня. — Прислушиваюсь к шуму за дверью, — вроде отошла. Как я забыла, что Галя вчера вечером не уехала?
Я так и сижу на полу, подпирая дверь комнаты своей спиной. Не разделась и не разулась. Прошла в обуви, под кроссовками лужицы грязи растекаются. По всему коридору, наверное, мои следы. Неудобно.
Как он меня нашёл? По телефону, который я засветила, когда Полине звонила или как? Он сказал, что меня больше никто не побеспокоит. И у Матвея нет проблем. Получается, что они решили вопросы. Почему тогда он не едет? Из-за Насти?
Надо было его догнать, уточнить всё.
Но желеобразная субстанция, которая образовалась вместо мозга, после его поцелуя, мыслей здравых не предполагала. Когда так целуют, мозг отключается полностью…
Дотрагиваюсь до губ пальцами — губы пылают. Провожу по ним языком, глаза закрываю…
Перед глазами взгляд его невозможный, гипнотизирует, тянет за собой. Интуитивно подаюсь ему навстречу, хочу ещё раз посмотреть, что там у него в глубине. Его взгляд глубже, темнее, опаснее… порочнее. Там внутри столько всего…: непонятного, незнакомого, интересного. Не знала, что он такой…
Они разные…
У них не только голоса разные, они ещё и по сути своей разные…
— Катюшка, остынет же всё, — соседка аккуратно стучит в дверь и я нехотя открываю глаза.
— Я разогрею, не переживай, — голос опять срывается…
— Ты не заболела?
— Нет, нет, всё нормально. — спешу, — Галь, ты не жди меня. Мне доделать тут кое-что нужно, я потом позавтракаю — вру и не краснею.
— Угу… — недовольное мычание Гали за дверью, которой я испортила завтрак, и звук шагов. Ушла — выдыхаю облегчённо.
Заглядываю в пакет — нихрена себе! Это всё мне? Щедро, однако…
В жар бросает от мысли, что я скоро его увижу…
Достаю дрожащими руками инструкцию, и губы непроизвольно растягиваются в улыбке. Мишин подчерк, с лёгким левым наклоном, как у всех левшей. Не поленился же, сам написал. Старался. Обычно он не пишет так красиво.
Почему-то нюхаю листок — показалось, что пахнет Мишей. Смешно. Совсем одичала в одиночестве.
Нужно сделать новый паспорт и позвонить человеку, который мне поможет с визой. Блин, он что думает, что я с визой не разберусь? А… — нет, не разберусь, похоже. Мне нужна мультивиза, на длительный срок.
Насколько интересно всё это затянется? — не терпится уже. Свались отсюда побыстрее хочется. Увидеть его…обнять…
Я была уже однажды на Канарах. Ещё со своим бывшим мы туда ездили. Не могу сказать, что это вот самое лучшее место, где я была и куда мечтала поехать жить, но с Матвеем я, наверное, смогла бы жить где угодно. Даже где-нибудь на краю земли, в богом забытой деревушке.