— Полностью с тобой согласен. Так вот, губернатора возьмешь под локоток и самым доверительным тоном, каким ты умеешь, споешь ему сладкую песню о том, как много ты о нем слышал хорошего и как горько сочувствуешь в его несчастье. Беда в крае — это же и его беда как крупного и мудрого руководителя, высиживающего второй срок, после которого в связи с нынешними веяниями вполне возможен и третий. А это будет зависеть напрямую от того, что узнает президент, который, судя по определенным веяниям наверху, может предложить через годик-другой, когда подойдет очередь, именно его кандидатуру Законодательному собранию. И пусть, мол, те попробуют ослушаться! Понимаешь мысль?
— Ты мудр, Славка, аки змий! — засмеялся Турецкий.
— А то! — восхитился собой Грязнов. — И еще добавлю о том, что касается отсутствия свидетелей. Я бы на твоем месте внимательно посмотрел, кто у этого губернатора в секретаршах. И если есть хоть какая-то надежда… В смысле, если у него в приемной сидит не старая грымза или вообще не мужик, то я бы кинул на нее все свое обаяние. Поверь мне, обласканная секретарша сдаст своего хозяина, как заранее прикормленная собака.
— Ох, старик, на что ты меня толкаешь! — продолжал смеяться Турецкий.
— Не хочешь? Давай я возьму этот груз на себя.
— Да я не о том. Как это будет выглядеть-то? Столичный ловелас? У всех на глазах?
— Постарел ты, Саня, — осуждающе покачал головой Грязнов. — Прежде таких вопросов не задавал… Ладно, имей в виду, что со свидетелями у нас очень туго. Так туго, что хуже некуда…
— Их просто никто не хотел искать, Славка.
— Нуда, а мы им покажем, как это делается? Флаг нам в руки…
Два милицейских майора встретили их у трапа, отдали честь и забрали легкие «командировочные» чемоданчики, которые загрузили в багажник черного «мерседеса». И на этой большой машине доставили столичных гостей к зданию аэровокзала. Метров двести всего и проехали. Хотя погода была, в общем, мерзкая — сильный ветер и мелкий, словно пыль, дождь. Но оказалось, что основная группа встречающих находилась именно там, под большим навесом у входа в зал для особо важных персон.
Невысокий, лысеющий, с плоским носом и по-бульдожьи отвислыми щеками, губернатор Шестерев стоял в окружении своей небольшой свиты. Турецкий окинул взглядом встречающих, однако Щукина среди них не обнаружил, хотя Александру Борисовичу было точно известно, что он вернулся из Москвы. Возможно, не хотел демонстрировать своего личного знакомства с руководителем группы, хотя и непонятно почему.
Ближе всех к губернатору стоял молодой мужчина среднего роста. Челюсть его равномерно двигалась, видимо, рекламный «стиморол» не оставлял его равнодушным. А маленькие сонные глазки, словно буравчики, сверлили московских гостей.
— Зять, наверное, — не привлекая к себе внимания, шепнул Грязнов и, отвесив сразу всем легкий поклон, повернулся к стоящему немного в стороне генералу Шилову: — Рад тебя видеть, Федор Алексеич! — и приподнял руки, как бы желая обнять встречающего.
Через мгновение они уже хлопали друг друга по плечам.
Турецкий между тем, сняв свою фуражку, степенно пожал руку губернатору, потом еще кому-то, другому, третьему, а когда дошла очередь до зятя, просто сунул ему руку, будто походя и глядя мимо него. Невежливо поздоровался. Но поздоровался же. Причем сделал это сознательно, чтобы продемонстрировать, что ему уже кое-что известно, а вот что, пусть сам догадывается.
А тут подошли Грязнов с Шиловым, чуть ли не в обнимку, и Федор Алексеевич сам обратился к губернатору:
— Георгий Владимирович, разрешите вам представить заместителя начальника ГУУРа Вячеслава Ивановича Грязнова. Мы давно с ним знакомы. — Последняя фраза была сказана с явным значением.
— Да, — поддержал Шилова Грязнов, пожимая руку губернатору, — я ведь отлично помню, как он выступал на коллегии, перед назначением сюда. — И, повернув голову к Шилову, добавил уже ему: — Толю жалко… Толковый был мужик.
— Верно, — со скорбным видом ответил Шилов.
— Ну, затем и мы с тобой остались, Федя, чтоб защитить память нашего друга, так?
Ответить генерал не успел, хотя было видно, что он разделяет мнение Грязнова, но за него это попробовал сделать зять губернатора. Вероятно, сильно задетый невниманием к своей персоне, он захотел возразить самоуверенному гостю из Москвы. Он кинул фразу в пространство, а не конкретно в чей-то адрес:
— Странно слышать слова о защите памяти. Трагически погибшего Трегубова никто ни в чем не обвиняет. Наоборот, это он сам стал жертвой неизвестных преступников. Разве в Москве об этом не знают?