Леопард, попав в такую ловушку и понимая, сколь она прочна, стал бы, наверное, в сильнейшем страхе и ярости кусать и рвать когтями стальную сетку, пока не истощил бы все силы и не поранил до крови морду. А в конце концов лег бы неподвижно и стал ждать, затаив злобу, смертельно опасный. Животные, более похожие на собак, использовали бы свои норные качества, роя землю когтями и пытаясь устроить подкоп; при определенном везении они смогли бы, наверное, даже выбраться на свободу. Медоед, обладающий редкостной сообразительностью, при наличии достаточного времени прогрыз бы в сетке дыру мощными зубами и расширил ее когтями, и потом охотники-трапперы стояли бы с озадаченным видом у запертой, однако пустой ловушки, удивляясь, как это зверь, сделавший такую маленькую дыру, сумел разгрызть стальную сетку, которая поддавалась только специальным кусачкам.
А вот более мелкие представители семейства кошачьих, в том числе пятнадцатикилограммовый каракал, для ловли которого подобные ловушки использовались особенно часто, смирились бы со своим пленением — на время, конечно, — и стали бы ждать развития событий с поистине кошачьим стоицизмом.
Пятница лежал, глядя, как разгоралась в небе заря, и внимательно прислушиваясь ко всем звукам вокруг; беспокойство охватило его только к полудню, когда солнце было в зените.
Такая ловушка — изобретение не только более гуманное, чем капканы со стальными челюстями, но и весьма часто применяемое зоологами для исследовательской работы, поскольку позволяет поймать зверя живым и даже, если угодно, как-то пометить его или надеть на него радиоошейник, а потом снова отпустить на волю. Хищников стараются после поимки перевезти куда-нибудь в заповедник, подальше от сельскохозяйственных угодий и от тех мест, где тот или иной зверь считается «больным» или «крайне опасным».
Последний этап — транспортировка и выпуск животного на волю — прост, ибо требуются всего два человека, чтобы поднять клетку и поставить ее в кузов грузовика, или, может быть, три — если в ловушку попался леопард. Осторожность требуется и при обращении с каракалом, а уж с барсуком и подавно. Ну а дикий кот, стоит открыть дверцу клетки, просто исчезнет — глазом моргнуть не успеешь.
Достаточно просвещенный человек, занимающийся разведением овец или ангорских коз, вполне способен сразу выпустить попавшегося в ловушку дикого кота или барсука, но даже он ни за что не выпустит леопарда или каракала и не повезет этих животных в ближайший заповедник — испугается недовольства соседей или того, что хищник вернется и снова начнет резать его скот.
Поскольку леопарды уже крайне редки на Большом Карру и к тому же находятся под охраной закона по всей стране, клетки-ловушки используют теперь почти исключительно для охоты на каракалов, которых в живых оставляют крайне редко.
Причины такой жестокости понять нетрудно даже сотрудникам заповедников.
Численность каракалов угрожающе увеличилась в последние двадцать лет; эти хищники сильно вредят отарам овец и коз, хотя оба эти фактора связаны прежде всего с деятельностью самого человека и являются результатом интенсивного развития животноводческого фермерства. В ловушки попадаются порой и другие животные, привлеченные запахом приманки, и среди них даже мелкие антилопы и дикобразы.
Каракалы — эта «чума», как их называют фермеры, — невероятно размножились из-за вторжения человека в естественный распорядок жизни хищников, существовавший в доисторическом Карру; с тех пор львы были в значительной степени истреблены, леопардов отогнали к самым горам, в результате чего стремительно размножились шакалы и орлы.
Война с шакалами набирала обороты, совершенствовалась техника борьбы с ними, и в один прекрасный день (ведь двадцать лет, с точки зрения эволюции, — всего лишь мгновение) каракалы из редких животных, хотя и встречавшихся по всей Африке и Ближнему Востоку повсеместно, вплоть до Индии, как бы вырвались из своей естественной и довольно узкой ниши и распространились чрезвычайно широко, заняв в природе то место, которое раньше принадлежало черноспинным шакалам и орлам.
С уменьшением численности шакалов — их истребляли по непроверенным данным тысячами — и орлов, которые гибли сотнями, угрожающе размножились даманы, как на то способны только грызуны.
Пара черных африканских орлов, или орлов-яйцеедов, способна съесть примерно триста даманов в год; у каракалов примерно тот же показатель, но существует несколько факторов, свидетельствующих о более благоприятных для каракалов условиях жизни. Благополучие любого дикого животного зависит от трех обстоятельств, составляющих основу его выживания, — логова для воспроизведения потомства, пищи, необходимой для роста и продолжения рода, и количества соперников.
Котята каракалов, после того как мать предоставит их самим себе, весьма уязвимы и вполне могут стать добычей шакалов и орлов. Но поскольку львы и леопарды на Карру практически отсутствуют и даже шакалов и орлов стало значительно меньше, прежней опасности для молодых каракалов не существует; освободилось множество удобных мест для устройства логова, и к тому же невероятно размножились даманы — отличная пища для каракалов. И вот красивые рыжие кошки с мощными и острыми зубами и когтями стали размножаться с угрожающей быстротой, буквально уничтожая мелкую дичь и скот в тех местах, где раньше никогда в сколько-нибудь опасных количествах не встречались.
Естественные законы природы, связанные со «спросом и предложением», постепенно, конечно, исправили бы подобное положение вещей: мелкой дичи стало бы меньше, и рождаемость хищников, а также уровень их выживания сразу упали бы. Но в тех краях, где естественный ход вещей нарушен человеком — существуют посевы зерновых, где кормятся мелкие животные вроде мышей, песчанок, пустынных слепышей и цесарок, а овцы и козы заменили собой газелей и дикдиков, — так и не возникнет, видимо, возможности для мелких антилоп как-то восстановить свою численность или хотя бы получить передышку для пополнения поголовья.
Таково было положение вещей и близ фермы, принадлежавшей деду Анны, на самом юге Капской провинции, то есть достаточно далеко от более диких, полупустынных районов обитания каракалов, и дед не раз сокрушался по поводу падения численности уникального капского гризбока, к которому питал особую слабость. С другой стороны, Анна не раз слышала, как дед утверждал, что и человек имеет законное право на определенное место в данном миропорядке, даже если именно человек и есть самый страшный хищник из всех и бесконтрольно размножается за счет других живых существ; в конце концов, и человек тоже подчиняется естественным законам выживания, а среда его обитания, хотя и довольно обширная и вроде бы находящаяся у него под контролем, в итоге тоже оказывается столь же уязвимой, как, например, у кроликов, живущих по берегам рек.
Люди, как ни парадоксально, являются хищниками, обладающими чувствительной душой. Владелец той фермы, неподалеку от которой сидел запертый в проволочной ловушке Пятница, был именно таким человеком. Это он устроил для канн специальный загон, через территорию которого ночью пробегал Пятница. Таких людей здесь было не так уж и мало.
Все вместе они владели довольно большой территорией — горами, пастбищами, пустыней, лесами и саваннами, — так что состояние дикой природы в значительной степени зависело именно от них. В частности, они весьма ревностно относились к сохранению диких зверей, водившихся в окрестностях их ферм.
Тот каракал, для которого, собственно, эта ловушка и была поставлена, посетил Пятницу на вторую ночь. Это был крупный самец, и Пятница, забившись в самый дальний угол, отчаянно шипел с видом загнанной жертвы — уши плотно прижаты, глаза сверкают, шерсть дыбом. Через некоторое время каракал перестал ходить кругами возле клетки и прилег, глядя на Пятницу всего лишь с любопытством.
За три ночи до этого каракал за десять минут убил шесть молодых козочек, а съел всего лишь полкило мяса с бедра одной из них. Когда он убил свою первую жертву, перерезав ей нервы с обеих сторон шеи и крупную вену на горле, то долго стоял над мертвой козой и смотрел на собравшихся полукругом и теснивших его любопытных ее товарок; его раздражение и беспокойство все нарастали, а козы обступали его все теснее, так что вторую козу он убил, подчиняясь оборонительному инстинкту, однако стадо перестроилось и, сомкнув ряды, снова стало наступать на него, и убийство пришлось повторять еще несколько раз.