И он ушел.
— Вот тебе и на, — вздохнул Эрик.
Чтобы по возвращаться той же дорогой, по которой мы шли сюда, мы повернули за угол и пошли по Ваденбергсвейен. Здесь было довольно оживленное движение. Снег совсем перестал. Когда мы вернулись к «Каролине», белой «джульетты» уже не было.
— Значит, ее не оставили, — заметил Эрик. — Теперь ты сам понимаешь, чего стоят все эти басни о неисправном двигателе.
Эрик Берггрен жил в старом многоквартирном доме на Эстра-Огатан. Квартира у него была не слишком большая, и в ней было не слишком много модерна. В гостиной я увидел большой камин. Эрик зажег огонь. В приятной близости и к камину и к чайному столику со множеством бутылок стояли два кресла. Над камином висело несколько репродукций с картин Модильяни. Одна из них называлась «Портрет девушки», другую я не знал. Никаких других украшений в комнате не было. Не было ни единой фотографии. Возле камина штабелем лежали дрова. На дровах валялась толстая книга с вырванными страницами. Разжигая камин, Эрик вырвал еще несколько страниц. Я бегло взглянул на книгу. Это был «Справочник по фармакологии» Элиаса Берггрена. Перед камином стояли старинные мехи, а возле них лежала пара совсем новых туфель.
— Прекрасно горит, — восхитился я.
— Как солома, — усмехнулся Эрик. — У нас с папой не очень сердечные отношения. Он никогда не испытывал ко мне сколько-нибудь нежных чувств. Он предъявляет людям слишком большие требования. И их трудно удовлетворить. Быть может, это удается только ему самому. А я отыгрываюсь на этой книге.
Он вдруг замолчал.
— Ты что будешь пить? Виски, коньяк? — спросил Эрик.
— Виски с содовой, — ответил я.
Он сбросил промокшие ботинки, надел туфли и положил ноги на мехи. Он явно чувствовал себя совершенно свободно в моем присутствии. Сам он пил неразбавленное виски. Мы разговаривали, понизив голос.
— Надеюсь, что госпожа Гердерлин приняла на ночь снотворное, — сказал он.
Госпожа Гердерлин жила в соседней квартире. Она — дочь пастора, замуж так и не вышла, теперь ей уже за пятьдесят, рассказывал Эрик. Она едва сводит концы с концами, работая через день делопроизводителем в муниципалитете.
— Если бы ты только знал, как эта женщина действует мне на нервы, — пожаловался Эрик.
В этот момент у него действительно был затравленный вид.
— Чуть ли не каждую ночь она не может заснуть. А принимать снотворное боится. При малейшем шуме она вскакивает с постели, начинает подслушивать и высматривать, что делается у меня.
— Так что ты все время находишься под неусыпным наблюдением?
— Просто черт знает что! К тому же она, разумеется, любопытна. И только поэтому не бегает жаловаться.
— Да, все это, должно быть, не слишком приятно, — заметил я, стараясь изобразить сочувствие.
— Еще бы! — воскликнул Эрик. — Здесь мы не можем встречаться из-за госпожи Гердерлин. В городе всегда рискуем наткнуться на Германа. И вот результат: Мэрта как-то отдалилась от меня, стала холоднее. А кроме того…
Эрик не закончил свою мысль. Но я уже заинтересовался.
— Что «кроме того»? — спросил я нетерпеливо.
— А кроме того, Мэрта любит новые ощущения. Где у меня гарантия, что я буду у нее последним? Ей всегда нужен кто-нибудь еще…
— Ты подозреваешь, что она уже кого-нибудь завела?
— Не знаю. Может быть только два объяснения тому, что она сегодня не пришла. Первое — что ее кто-нибудь задержал, скажем, Герман. Ведь если она хоть немного опоздала, то легко могла натолкнуться на него, когда шла к филологическому факультету.
— Разве Мэрта отправилась туда не сразу же после следственного эксперимента? — спросил я. — Во всяком случае, в «Альме» она говорила, что оттуда пойдет прямо на факультет.
— Да, ты прав. В таком случае первое объяснение отпадает.
— Но остается еще второе?
— Второе означает, что она встретила кого-то другого, — сказал Эрик с горечью. — Но в любом случае она должна была сообщить мне, что не придет…
Я вспомнил немой разговор, который Мэрта и Хильдинг вели одними глазами перед началом следственного эксперимента в вестибюле.
— А может быть, она снова закрутила роман с Хильдингом? — спросил я и рассказал Эрику о том, что видел в вестибюле.
Он крепко сжал зубами трубку. И долго сидел молча. Я налил себе еще виски.
— Об этом я не подумал, — сказал он наконец. — Хильдинг! Какого черта он не оставит нас в покое?
— Но мы еще не знаем точно, он это или не он, — возразил я.
— Нет, это не он, — сказал Эрик. — Это кто-то другой. Наверняка это кто-то другой…