— Да, кажется, могу. Но я не знаю, что он делал до встречи со мной.
— Судя по его словам, ничего особенного он не делал. Вернулся домой и немного выпил. Дома он пробыл до двадцати минут десятого. Почему он разжигает камин книгами своего отца?
— Бюгден обратил внимание и на это? — спросил я.
— Бюгден — превосходный следователь, — отметил Харальд. — Он всегда смотрит в оба. Итак?
— В какой-то мере Эрик все еще находится в том возрасте, который мы называем переходным, — ответил я. — Чисто детское упрямство, болезненное самолюбие и тому подобное. Его отец предъявлял к нему слишком большие требования. Очевидно, старый Элиас полагал, что его сын станет по крайней мере генеральным секретарем ООН. А как насчет галош?
— Берггрен говорит, что пришел во вторник в галошах и не расставался с ними ни на один час. Он показал их Бюгдену. Он носит обувь сорок первого размера. Бюгден все еще ломает голову над решением этой загадки.
— Меня немного удивляет, почему вы придаете такое значение истории с галошами, — сказал я. — Итак, Рамселиус надел галоши Манфреда. Если же галоши Рамселиуса надел убийца, то отсюда следует, что он заходил в преподавательскую. Что ему было там делать?
— Мы уже думали об этом, — сказал Харальд.
— А таксист, который довез Ёсту до «Каролины»?
— Бюгден все еще разыскивает его.
Официантка принесла белую куропатку. Она оказалась права. Куропатка действительно была великолепна. Мимо проплыл официант и посмотрел на нас кисло-сладким взглядом.
Мы принялись за еду. К кофе мы заказали себе немножко «реми мартэн». Харальд набил трубку черным табаком «флор де бразиль» и зажег ее. А я закурил сигарету.
— А что рассказал Юхан-Якуб? — спросил я.
— Очень немного. Он просидел в своем кабинете до часу ночи. Ничего не видел и ничего не слышал. Ночной сторож тоже ничего не видел. Зато к нам пришла уборщица и рассказала, что по утрам в «Каролине» она видела иногда на полу следы босых ног.
— Неужели Мэрта устраивала там свои любовные свидания? — удивился я.
— Полагаю, что при желании она могла бы найти и более удобное и более чистое пристанище, — ответил Харальд.
Я рассмеялся и поднял голову. В дверях стоял высокий блондин лет двадцати двух. Он осмотрел зал и увидел нас. И не колеблясь он направился к нашему столику.
— Ну вот, у нас гости, — сказал я Харальду.
Студент юридического факультета Урбан Турин подошел к нашему столику и небрежно поздоровался. Он был крепкий и мускулистый, но еще по-юношески стройный и тонкий в талии. Такие мускулы, как у него, формирует не физическая работа, а теннис и легкая атлетика. Если бы он не следил за собой, то через несколько лет стал бы похож на откормленного, как поросенок, американского студента. У него было широкое лицо с прямым носом и упрямым подбородком и светлые маленькие усики, которые поначалу производили впечатление глупого и неуместного кокетства. Он посмотрел на нас холодными серыми глазами.
— Ну как идет расследование? — спросил Турин. Он протянул назад руку и взял стул, который стоял за соседним столиком. Потом повернул стул и сел, не ожидая приглашения, за наш стол.
— Спасибо за внимание, — сухо ответил Харальд.
Некоторое время Турин возился с пачкой сигарет. По-видимому, он уже немало выпил.
— А вы все топчетесь вокруг да около, и никакого толку, — сказал он нетвердым голосом. — Я бы на вашем месте вызвал экспертов из Стокгольма. А Блюгдена отправил бы в монастырь.
Он явно был очень доволен своей шуткой. Говорил он совсем другим тоном, нежели у дяди Филипа и тетушки Эллен.
— Не Блюгден, а Бюгден, — поправил его Харальд.
Пока Турин зажигал сигарету, мы молчали.
— Вы хотите сообщить нам что-нибудь важное? — холодно спросил Харальд.
Турин ухмыльнулся.
— Разумеется, — сказал он. — Я забыл сказать вам об этом сегодня утром. Кажется, я видел убийцу.
— Да-а? — удивился Харальд. — Когда, где и как?
— Когда: примерно без двадцати десять вчера вечером. Где: в Английском парке, он бежал от «Каролины». Как: своими собственными глазами.
Язык у него слегка заплетался, голос звучал хрипло и невнятно. Появилась официантка.
— Что вам еще принести? — спросила она.
— Мне чистого виски, — сказал Турин. — Но я тороплюсь. Мне надо успеть в бар до половины двенадцатого.
Официантка больше не улыбалась. Но Харальд немного смягчился.
— Вы могли бы описать человека, которого видели? — спросил он.
— Я видел только, что это мужчина и он очень быстро бежал, — ответил Турин. — В это время все еще шел сильный снег. Сначала он бежал прямо на нас, а потом свернул к химическому факультету. Мы о нем быстро забыли.