— Я знаю.
— Что с ним не так? — спрашиваю я.
Джаред верти коробок спичек на краю журнального столика. — Сейчас полнолуние. К тому же сестра пропала. И вдобавок ты.
— А я то тут причем?
— Он испугался за тебя. Наверняка до сих пор злится. У него реально на тебя зуб, Эмбер. — Спичечный коробок замирает на столе, Джаред берет его и запускает снова.
Мое сердце подпрыгивает от радости, но затем замирает и ухает вниз. — Но волки не могут быть с людьми.
— Это проблема. Но его волку это не важно. Животное на тебя претендует. Как только наш волк сделает свой выбор, все. Вы должны спариться или…
— Или?
— Или у животного начнется лунное безумие, — ворчит Трей, проводя языком по пирсингу на губе.
— Что такое лунное безумие?
— Пораженный им превращается в животное и не может измениться обратно. Он теряются навсегда. Это случается не с каждым волком, — объясняет Трей.
— Только с самыми доминирующими, — говорит Джаред.
Я тяжело сглатываю. Гаррет сверхдоминантен. Но он не хочет со мной спариваться. И уже сказал мне, что из этого ничего не выйдет. — А волки когда-нибудь спариваются с людьми?
— Иногда, — отвечает Джаред, пожимая плечами. — Но в большинстве стай спаривание с людьми не поощряется. И альфа-самец берет себе альфа-самку.
Я слышу подтекст. Не слабого человека.
— Отцу Гаррета это не понравится. — Трей выхватывает коробку спичек из пальцев Джареда, открывает ее и достает одну.
Отлично. Я уже произвела плохое впечатление.
— Но многие верят, что у каждого волка есть только одна настоящая пара. И волк узнает свою подругу, когда ее увидит. Находиться рядом с ней одновременно и возбуждает, и его успокаивает. — Он чиркает спичкой о коробку и бросает горящую палочку в Джареда, который вскрикивает и с ухмылкой уворачивается. — Вот какой он с тобой.
«Эмбер Дрейк, экстрасенс. Укротительница оборотней». Может, все-таки повесить эту табличку?
Из спальни доносится грохот, словно Гаррет пробил кулаком стену. Хорошо, что номер не на моей кредитной карте. Если он расстроился из-за меня, моя задача — разрядить обстановку. Я захожу в спальню и закрываю за собой дверь. Мне следовало бы испугаться, но я не боюсь. — Эй. Ты на меня злишься?
— Нет, — рычит он, отворачиваясь. Я чувствую его боль.
— Ты испугался за меня? Почему бы тебе не поговорить со мной об этом?
Он надвигается на меня, глаза сверкают серебром. Подхватив меня за талию, Гаррет прижимает меня к стене, держа на уровне носа. — Детка, ты напугала меня до смерти. Тебя могли схватить. Или ранить. Или убить, — рычит он. — Как думаешь, смогу ли я жить с собой, если с тобой что-нибудь случится?
Я не могу говорить. В горле образовался комок. Неужели кого-то так сильно волнует то, что со мной происходит?
— Ну, я бы не смог. Не смог бы жить дальше.
— Гаррет. — Степень его страдания ошеломляет меня, разбивая броню, которая почти всю жизнь защищала мое сердце. Я не безразлична ему.
— Мне следовало бы как следует отшлепать твою симпатичную задницу. — Он опускает меня на пол и прижимается к моей щеке. Его прикосновения гораздо нежнее, чем я ожидала. Он прислоняется своим лбом к моему. — Ты не должна подвергать себя риску ради меня. Я — оборотень и исцеляюсь почти мгновенно. Ты — человек.
Да, я поняла, здоровяк.
— Тебя могли застрелить или вырвать горло сегодня ночью, — продолжает он. — А если бы они взяли тебя для разведения?
— Но я не волчица.
— Не спорь со мной. — Он грубо обнимает меня, его огромные руки обхватывают мою талию. Затем проводит губами по моей шее. — Ты моя, черт возьми. Я не могу позволить, чтобы с тобой что-то случилось. Ты понимаешь?
— Понимаю, — шепчу. Слова «ты моя» стучат в голове, вызывая короткое замыкание в мозгу. Для того, кто никогда не принадлежал себе, ничто не может звучать слаще. И каким-то образом я действительно принадлежу Гаррету. Даже несмотря на то, что я человек, а он волк. Даже если у нас нет ничего общего, я — его, а он — мой. Простое уравнение, не имеющее под собой никакой логической основы. Только любовь.
Вот только вчера вечером он сказал мне, что не может быть со мной.
Гаррет сжимает ладонями мою задницу. — Я оставляю за собой право наказать эту сочную попку позже, — обещает он глубоким хрипловатым голосом.
Я отрывисто смеюсь. — Извини, повторного процесса не будет.
Он ласкает языком мочку моего уха. — Тогда мне придется сделать это сейчас. — Он поворачивает меня к себе спиной. — Руки на стену. — Приказ звучит как чистое обольщение. Гаррет медленно скользит ладонями по моим рукам, обхватывает запястья и прижимает их к прохладной стене. — Не двигай ими. Если ослушаешься, я удвою твое наказание.