— С юга идет машина, — сказал я в рацию, когда мимо меня проехал синий «линкольн». Он притормозил у дома подозреваемого, и в окне у него я заметил рекламу такси до аэропорта.
— Похоже, за нашим мальчиком приехали, — доложил я. — Где он сейчас?
— Пошел наверх, — ответил снайпер.
— Что он там забыл?
— Моет руки, — после паузы ответил снайпер. — Так. Закончил. Спускается.
— Внимание, Стив, — сказал я в свою «Моторолу». — По моей команде. Я захожу.
Я вылез из машины и пошел к опрятному крыльцу с узенькими ступенями. Все должно пройти гладко. Хотелось надеяться.
— Ищи другой заказ, — сказал я, сверкнув значком перед лицом таксиста. — Его рейс только что отменили.
Я позвонил в дверь и отскочил в сторону, прижавшись к безукоризненно постриженной изгороди. Рядом с дверью было небольшое окно с витражом, сквозь него я заметил женщину и троих детишек, убиравших со стола. Движения их были отточены до автоматизма.
Думаю, дорогой папуля не собирался брать их с собой в Коста-Рику.
Окно на мгновение закрыла тень, и я выхватил свой «глок». Входная дверь медленно открылась.
На пороге, еле удерживая в руках увесистый чемодан с вещами и черный дипломат, стоял Пол Мартелли. Он озадаченно проводил глазами лимузин, уезжавший без него в аэропорт. Тогда-то я и вышел из-за кустов.
— Пол, как твое ничего? — спросил я. — Смешно смотришься с этими чемоданами. А я только что говорил с твоим другом Джеком. Он передает привет.
В глазах переговорщика ФБР мелькнул лихорадочный огонек. Правая рука, в которой он держал чемодан, судорожно дернулась к девятимиллиметровому пистолету в поясной кобуре.
Я на всякий случай показал ему «глок», и тут у него на груди, как эскадрилья взбешенных ос, заплясали три красные точки снайперских прицелов.
— Глупость задумал, Пол, — сказал я. — Не трогай пушку. Впрочем, я буду только рад, если ты попробуешь бежать. Порадуй меня, Чистоплюй.
115
— Я требую ад-ад-ад-воката, — проквакал Пол Мартелли, когда полчаса спустя его приковали наручниками к ножке стола в моем манхэттенском отделении.
Спокойный, непринужденный тон, которым он общался со всеми во время осады Святого Патрика, отправился, похоже, в долговременный отпуск. Пола трясло, хрустящую синюю сорочку украсили под мышками круглые пятна пота. В коридоре армия федералов ждала своей очереди взять его за шкирку, но сперва с ним должен был разобраться я.
Нужно было выяснить всего одну вещь.
Джек почти все рассказал. Как они с Мартелли быстро сошлись после происшествия на Райкерсе. Как обнаружили, что оба ненавидят систему, оба получают незаслуженно низкую зарплату.
Во время осады он был агентом захватчиков в наших рядах. Это он дергал веревочки за кулисами, нажимал на наши кнопки. Мы работали по написанному им учебнику, и он заранее знал каждое наше действие. К тому же он сам влиял на развитие событий.
— Не стоит объяснять тебе, как у нас все устроено, да, Пол? Только сотрудничество может спасти всю твою шайку, — начал я. — Музыка еще играет, но сиденья почти все заняты.
Мартелли часто моргал и потел. Я почти слышал, как вертятся мысли у него в мозгу. Внезапно у него нервно задергалось правое колено.
— Я расскажу все, что знаю, при одном условии, — наконец ответил он.
— Каком?
— Здесь грязно, как в свинарнике, — прошипел агент ФБР. — Мне нужна влажная салфетка. Я на пределе, Майк.
— Как вы убили первую леди? — спросил я, выдав ему салфетку с лимонным запахом, которую нашел в ящике под стопкой меню офисных обедов. Мартелли не сказал ни слова, пока тщательно не протер лицо и руки. Кажется, он успокоился.
— Ее убил Альварес.
— Хосе Альварес? — спросил я. — Тот, который погиб в аварии во время побега?
— Нет, это был его двоюродный брат Хулио. У нас была непростая задача, — рассказывал Мартелли, глядя на заднюю панель моего монитора. — Чтобы устроить похороны государственного масштаба, надо было убить важную персону и обставить все как несчастный случай. Я несколько месяцев отбирал потенциальных жертв. Когда я узнал об аллергии первой леди и их ежегодном ужине в «Арене», то понял, что кандидат есть. Мы вместе разработали план и заключили соглашение. Хулио бросил свою ломовую работу и устроился поваром в «Арену». Когда президент и его жена появились в ресторане, он подлил арахисовое масло в ее фуа-гра.
— Так что, все это было ради денег? — спросил я.
— Не всем же быть бойскаутами, как ты, Мамуля, — сказал переговорщик, впервые посмотрев мне прямо в глаза. — Конечно, ради денег. Позвони богатым и знаменитым уродам, которых мы держали в соборе. Они тебе сами скажут. Конечно, если изволят взять трубку. Деньги правят этим грязным миром, Майк.
Я с отвращением отвернулся от Мартелли. Во время перестрелки погиб молодой агент ФБР, его жена с двумя детьми на руках осталась вдовой, а Мартелли явно было на все это плевать.
Но когда я указал на дверь и в кабинет вошли федералы, я заметил панику в его глазах.
— У тебя не будет еще одной салфетки на дорогу, Майк? — выпалил он.
Я на миллисекунду приоткрыл ящик стола и с грохотом его захлопнул:
— Ты знаешь, закончились.
Эпилог
Святые
Неделю спустя, субботним утром, семейство Беннеттов проследовало в Риверсайд-парк через ворота в каменной стене. Несмотря на то что на улице стоял трескучий мороз и дул пронзительный ветер, с неба светило зимнее солнце. За голыми деревьями бесконечным потоком расплавленного серебра сверкал Гудзон — «наша река», как называла его Мэйв.
Я быстро нашел столбик, отмеченный оранжевой лентой. Мы с женой вкопали его на краю поляны с видом на реку всего три месяца назад.
Я снял с плеча саженец дуба, вынул столбик и глянул на старшего сына. Брайан кивнул и взялся за лопату.
Мы работали по очереди. Я помогал Шоне и Крисси, но Трент настоял на том, чтобы потрудиться самому. Наконец я усадил дубок в яму, встал на колени и начал прикапывать его. Скоро еще двадцать рук погрузились в свежую землю, помогая мне.
Я поднялся, молча глядя на молодое деревце, ветер обжигал мои мокрые грязные руки. На всей земле стояла тишина, только ворчал без дела стоявший у берега буксир.
Я вспомнил, как в прошлом году мы устроили на этой поляне поздний пикник и смотрели на закат. Последний идеальный вечер перед тем, как у Мэйв обнаружили рак. Дети ловили светлячков, а я положил голову на плечо жены, наблюдая, как небо становится золотым и синим. Теперь Мэйв не стало, но я чувствовал ее рядом, как инвалид чувствует фантомную боль в отрезанной конечности.
— Это и был мамин подарок, — сказала Крисси, нежно поглаживая тонкий ствол. — Правильно, папа?
— Да, Крисси, — ответил я, подхватывая дочь и усаживая себе на плечи. — Еще когда вы были совсем маленькие, мама больше всего на свете любила приводить вас сюда. Она сказала, что всегда, когда вам захочется подумать о ней или поговорить с ней, вы можете прийти сюда или просто посмотреть на эту поляну из окна.
Я взял Хулию и Бриджит за руки, и вся семья выстроилась вокруг саженца. Я чувствовал в левой мочке прохладу серьги. Я никогда не сниму ее, ни в каком возрасте, ни при какой моде.
— Мама собрала нас вместе, — сказал я, обводя взглядом лица детей. — И до тех пор, пока мы вместе, она всегда будет рядом.
Когда мы шли обратно через луг, Крисси молчала, но я почувствовал, что она плачет. Я снял ее с плеч и взял на руки, покачивая, как младенца.
— Что такое, солнышко? — спросил я.
— Маленький Пип скучает по маме Пип, — безутешно всхлипнула она. — Очень. Очень!
— Знаю, — ответил я, пытаясь вытереть и ее, и свои слезы. Ветер набрал силу, поднял волны на безмятежной реке, заморозил слезы на наших щеках. — Папа Пип тоже скучает.