Дерек шмыгнул носом и вытер глаза.
– Как?
Айвэн смотрел мимо мальчика на темную лестницу – туда, где была Люси. Его Люси.
– Я пока и сам не знаю, Дерек. Иди-ка ты спать. А я схожу к ней.
– А можно я с вами?
Айвэну очень хотелось сказать «да»: одному ему подниматься к Люси было страшно. Ему еще не приходилось успокаивать женщину, потерявшую ребенка. Да, собственно, он и не знал женщин, которые бы любили детей. Взять хотя бы его мать и бабку… Но Люси детей любит. И как бы ему ни было тяжело, он должен пойти к ней один.
– Ты завтра ее навестишь. А сейчас иди спать. Ты должен быть сильным, чтобы суметь поддержать ее.
Они вместе поднялись по лестнице – комната мальчика была рядом со спальней Люси. Когда дверь за Дереком закрылась, Айвэн понял, что дальше откладывать нельзя. Он посмотрел на узкую полоску света, вырывающуюся из-под двери спальни Люси, шумно вдохнул сквозь стиснутые зубы.
Когда Айвэн узнал, что она уехала из Хьютон-Мейнора, он был в бешенстве. Она не должна скрашивать одиночество его бабки. Он примчался сюда с намерением немедленно отвезти ее назад, в Сомерсет, в дом родителей, и строго-настрого приказать не уезжать никуда без его разрешения.
Но она потеряла ребенка…
Айвэн был оглушен, раздавлен. Он должен был почувствовать облегчение, но он его не чувствовал. Горевал ли он по потерянному ребенку или по своей жене, он и сам не знал. Да и знать не хотел.
Айвэн сделал еще один медленный вдох и попытался обуздать свои чувства. Он должен быть спокоен – ради нее. Ей нужны его спокойствие и его сила. Что же до будущего… С будущим они как-нибудь разберутся.
Люси видела во сне Айвэна. Он шептал ей что-то на ухо, он держал ее за руку. Только рука его была почему-то совсем маленькая. Не теплая и сильная, как у Айвэна, а холодная и хрупкая.
Люси пошевелилась – ей хотелось исправить этот сон, сделать его приятным и счастливым. Но тут послышался грозный голос Айвэна:
– Уходите! И не смейте приближаться к моей жене!
Маленькая рука крепче сжала ей пальцы, Люси вздрогнула и открыла глаза. Комната не сразу приобрела четкие очертания. Айвэн стоял у двери, сердито глядя на бабку, сидевшую возле ее кровати. Она все еще держала Люси за руку.
На одно мгновение Люси поддалась необъятной радости. Он здесь! Ей захотелось броситься к нему, прижаться к его груди и никогда больше не отпускать его… Но тут она почувствовала, как рука графини задрожала, и радость ее улетучилась. Люси оторвала взгляд от Айвэна и посмотрела на графиню.
Антония казалась старой и слабой, она была явно не способна противостоять яростному темпераменту Айвэна. Как, впрочем, и Люси. И все же Люси не могла позволить Айвэну растоптать единственного человека, который не бросил ее, который помог ей перенести этот ужас.
– Не надо, Айвэн, – с трудом выдавила она из себя. – Не надо. Пусть она останется. Она мне нужна.
Айвэн вздрогнул, словно она дала ему пощечину, и Люси пожалела, что причинила ему боль. Но она не хотела быть яблоком раздора между внуком и бабкой.
– Умоляю! Хоть раз… Ради меня… Забудьте о своей вражде!
Она закрыла глаза, и из-под ресниц ее покатились слезы. Ей казалось, что больше она сегодня не вынесет.
Антония сжала ее руку и отпустила.
– Я оставлю вас вдвоем, – сказала она дрогнувшим голосом. – Если я вам понадоблюсь, Люси, позвоните.
Графиня ушла, с трудом передвигая ноги и тяжело опираясь на трость. Поравнявшись с Айвэном, она задержалась.
– Я сожалею, – прошептала она. – Я очень сожалею.
И, не получив ответа, заковыляла прочь медленнее, чем обычно.
Люси все еще плакала – она больше не могла себя сдерживать. Айвэн подошел ближе, но не прикоснулся к ней. Он был в нерешительности.
– Как ты?
Люси только покачала головой: говорить она была не в состоянии.
– Я могу что-нибудь для тебя сделать?
«Обними меня, люби меня!» – хотела сказать она, но понимала, что это будет несправедливо. Он, конечно, прижмет ее к себе, потому что у него не будет другого выхода. Пребывать в объятиях Айвэна для нее – рай. Но сознание того, что для него это просто обязанность, хуже ада.
– Люси…
Он опустился на стул, на котором только что сидела графиня, и положил ладонь на ее руку, отчего она расплакалась еще горше.
– Прости, – прошептал он, наклоняясь над ней. – Прости, Люси, я должен был быть рядом.
Она вытерла глаза рукавом и постаралась сдержать всхлипывания.
– Ты не мог… ты не мог знать.
Он гладил ее по руке, а Люси молча смотрела на него. Таким растрепанным она его еще никогда не видела – темные кудри его были всклокочены, словно кто-то нарочно взъерошил их. Он был в одной рубашке – без воротничка и в расстегнутом жилете. Небритые щеки придавали ему особенно усталый вид; он казался страшно обеспокоенным.
Неужели переживает за ребенка? На мгновение надежда согрела сердце Люси. Но она безжалостно напомнила себе, что если он и беспокоится, то только о ней. Ребенок ему никогда не был нужен. А к ней он все-таки испытывал какие-то чувства; во всяком случае, зла он ей не желал.
Но Люси этого было мало. Она хотела, чтобы он горевал об их ребенке, чтобы он, как она, почувствовал всю тяжесть потери. Но она знала, что ничего подобного Айвэн не чувствует.
– Я устала, – с трудом произнесла Люси. – Я хочу спать.
Обессиленная, она отвернулась и закрыла глаза, призывая забытье. Что угодно, лишь бы не видеть страшной действительности!