Он ждал, пока луна не скрылась за деревьями. Затем, по–прежнему в облике полевой мыши, он прокрался через высокую траву на северном пастбище к тыльной стороне приземистого фермерского дома, сложенного из сосновых бревен.
Полевая мышь остановилась на участке песчаного грунта под окном спальни Лауры. Ее тело вздыбилось, корчась, с громким треском — звуком растягивающихся костей, когда Лоренцо вновь принимал человеческий облик.
Он прижался к грубой бревенчатой стене и боком скользнул к подоконнику. Занавески трепетали на ласковом, теплом ветру. Окно было открыто настежь. Словно приглашало его зайти.
Да. Должно быть, Лаура ждет его. О, конечно же, она ожидает, что он придет вызволить ее. Придет, чтобы навсегда забрать ее с этой мрачной фермы, навстречу жизни, которая будет длиться вечность.
Он вцепился пальцами в подоконник и подтянулся. Его ботинки скребли по сосновой стене, когда он забирался внутрь. Окутанный шелковыми занавесками, он спустил ноги на пол спальни.
— Лаура? — Его шепот прозвучал громче, чем он рассчитывал, но ответа не последовало.
Неужели она может так крепко спать после ужасной сцены, разыгравшейся у родников?
Лоренцо выпутался из занавесок и шагнул к постели.
— Лаура? Я пришел за тобой.
Ответа все не было.
Он разглядел ее кровать у голой стены. В длинной полосе лунного света отчетливей проступали голубые тени на складках одеяла.
— Лаура?
Он видел ее голову, покоящуюся на подушке, ее чудесные белокурые волосы, спадающие на лицо.
Да. Лаура. Прекрасная Лаура. Ждущая его с раскрытым окном.
— Лаура? Это я.
Он протянул руку и нежно коснулся ее плеча через ткань ночной сорочки.
А потом он посмотрел на одеяло и увидел это…
…увидел это…
Его глаза вылезли из орбит, а рука соскользнула с ее плеча.
Завыв в ярости, в потрясении, в муке, Лоренцо отпрянул назад, врезавшись спиной в занавески. Он позволил им вновь обернуться вокруг него, заглушить его вопли, его завывания, полные ужаса и горя.
Сквозь прозрачные занавески он видел ее силуэт в слабом, угасающем свете луны.
И кол.
Осиновый кол, проходивший через грудь Лауры. Огромное пятно темной крови, уже подсохшей, расплывалось вокруг кола, кровь залила и одеяло.
Лаура. Прекрасная Лаура, спящая так безмятежно, с руками под одеялом, с волосами, обрамляющими красивое, бледное лицо.
Лаура, убитая собственным отцом, убитая, чтобы не достаться Лоренцо, чтобы не жить вечной жизнью с ним вместе, как он рассчитывал.
Лоренцо замотался в занавески, точно в кокон — кокон, который мог бы скрыть от него его прекрасную Лауру, так мирно лежавшую в своей постели, с деревянным колом, что торчал под углом из ее окоченевшего тела.
Еще один всхлип вырвался из его горла. Он покрепче замотался в занавески и закрыл глаза. Но и это не могло остановить бегущих слез.
И тогда его скорбь обернулась гневом. Он сорвал с себя занавески и запечатлел на холодной щеке Лауры последний поцелуй. Затем он направился к комнате ее отца.
Тот не спал, сидел в деревянном кресле–качалке у догорающего огня. Черты его лица были искажены злостью. Крупные капли пота поблескивали на лбу.
Его огромные, могучие руки сжимали лежащий на коленях предмет. Только глаза его бегали из стороны в сторону, когда Лоренцо проник в комнату.
Он поджидает меня, подумал Лоренцо.
В мерцающем красном свете углей в камине он разглядел предмет в руках Гановера — заточенный кол из садовой ограды.
Он собирался убить и меня. Не выйдет. Лаура будет отомщена.
Лоренцо ринулся на Гановера и с легкостью взрезал ему клыками глотку. Гановер разинул рот, но оттуда вырвался лишь клокочущий звук.
Деревянный кол выпал из его рук и покатился по полу.
Лоренцо высосал кровь Гановера, высосал досуха, а потом голыми руками разодрал ему глотку. Он оторвал ему голову и швырнул в камин.
Чувствуя, как сердце заходится от бессильной злобы, он бросил последний взгляд на оторванную голову с выпученными глазами, лежавшую вниз макушкой в янтарных угольях. Потом он ушел, выскользнув в окно, во тьму.
Глава 28
И СНОВА ЛАУРА
Тьма длилась десятилетиями. Сколько лет прошло? Почти что двести? Он не мог вспомнить.
Он не в силах был оставаться вдали от Темных Родников. Он поддерживал свою жизнь, охотясь ночами на живых существ ради пропитания. Десятки лет проходили без надежды, без радостей, без малейшего просвета.