Только спустя какое-то время он увидел Римо, который стоял над ним с бесстрастным выражением лица, и услышал:
— Неплохой забег, малыш. Кажется, я опередил тебя всего на один шаг.
И Римо направился к скамейке, где его ожидал насупившийся Чиун.
— В чем дело? Ведь я сделал все, как ты сказал.
— Да, но ты не победил.
— У меня были другие заботы. К тому же мне было достаточно прийти третьим, чтобы попасть в Москву. Ты сам говорил, что надо поберечь силы для Олимпиады.
— Но я не просил тебя меня огорчать.
Римо хотел было возразить, но передумал. Все равно последнее слово останется за Чиуном.
— В Москве тебе придется исправить положение, — продолжал Чиун. — И тогда меня будут считать величайшим тренером в мире, раз мне удалось сделать бегуна из такой дубины, как ты. Ко мне будут обращаться с просьбой открыть мои тренерские секреты. Меня пригласят на телевидение для съемок, и я заработаю много денег для своей деревни. Может быть, я даже сделаю свою собственную программу.
— Вот это да-а-а! — протянул Римо.
Чиун даже не улыбнулся.
— Именно так все и должно произойти в Москве, где ты искупишь свою вину за мой сегодняшний позор.
Римо с серьезным видом поклонился и сказал:
— Как пожелаешь, папочка.
Сидевший на трибуне Винсент Джозефс был недоволен.
— И это твой чудо-бегун? — обратился он к Миллзу. — Да он с роду не бегал!
Уолли Миллз, прежде чем ответить, секунду подумал. Следует ли говорить Джозефсу о том, что он видел, как этот Римо тащил к финишу другого бегуна? Нет. Этого он ему сказать не мог. Это было настолько невероятно, что и сам Миллз был не вполне уверен, что видел это. И он сказал:
— Вы ошибаетесь, мистер Джозефс. Он бежал именно так, как ему хотелось, — ни на секунду быстрее, ни на секунду медленнее. Все, что ему было нужно, это выдержать квалификационное требование. Большего сделать он даже не пытался. Почему — не знаю. Вы внимательно за ним следили?
Про себя Джозефс признавал, что Миллз прав. Все-таки парень здорово рванул, чтобы прибежать третьим. Конечно, белобрысый тоже здорово рванул, но у него не вышло, а потому он не в счет. Ну, так что? Ведь он ничего не потеряет, если спустится поговорить с этим Римо и убедит его заключить договор заранее, — на тот случай, если он хоть что-нибудь выиграет в России.
— Пожалуй, спущусь, поговорю с ним, чтобы хоть все это время не пропало даром, — сказал Джозефс.
— Я пойду с вами, — отозвался Миллз.
Они пошли вниз, надеясь поймать Римо, пока тот еще не ушел с поля.
— Эй, приятель! — крикнул Джозефс. — Вот ты, в тенниске.
Обернувшись, Римо увидел Джозефса, и тот ему сразу же не понравился: здоровенная сигара, два сверкающих перстня, тонированные очки, прекрасно сшитый костюм-тройка, не скрывавший однако рыхлости и грузности тела. И еще ему не понравился слишком громкий голос.
— Что тебе надо?
— Ты неплохо бегаешь, парень, — сказал Джозефс. — Меня зовут Винсент Джозефс. Ты обо мне слыхал?
— Нет, — ответил Римо.
Джозефс насупился. Ладно, это неважно. В один прекрасный день о нем услышит весь мир.
— Послушай, приятель, мы с тобой могли бы сделать неплохие деньги. Ты и я. Реклама там и все прочее. Я хочу сказать, что ты неплохо бегаешь в этой спецовке и...
— Это брюки армейского покроя, — уточнил Римо. — Я спецовок не ношу.
— Ну пусть армейского. Да еще в туфлях. Пожалуй, ты смог бы показать действительно неплохое время, если бы был в трусах и кроссовках.
— Не могу, — сказал Римо и, отвернувшись, вместе с Чиуном двинулся прочь.
Следом затопали тяжелые шаги.
— Почему не можешь? — спросил Джозефс.
— Это против моих принципов выставлять напоказ свое тело.
— Что?
— Ничего. И давай кончим с этим. Мне не нужен ни покровитель, ни агент, так что спасибо.
— Извини, как тебя, Римо, но ты не прав. Я нужен тебе, потому что могу тебя озолотить.
Чиун остановился и повернулся к нему, то же самое сделали Римо. Покачав головой, Чиун сказал:
— Все, что ему нужно, это я.
— Ты? — Джозефс захохотал и снова обратился к Римо. — Послушай, малыш, знаешь, что мы сможем с тобой вдвоем? Мы зашибем такую деньгу...
— Если ты не уберешься, я тебя сам зашибу, — сказал Римо.
— Не заводись, малыш, — размахивая руками, продолжал гнуть свое Джозефс. — Если ты хочешь оставить при себе старика, оставляй. Он может стирать тебе белье и все такое.
— Знаешь, ты слишком много говоришь, — сказал Римо и обратился к Чиуну: — Ты не находишь, что он слишком много говорит?