Хьюго отвез Джорджи домой на такси, велев шоферу ехать сначала в Кенсингтон, а потом в Белгрейвз, где находилась его квартира. Пока водитель ждал, он проводил Джорджи до входа.
Когда через три дня они снова обедали вместе, на обратном путь Хьюго дал водителю только кенсингтонский адрес. Джорджи ничего не сказала, она лишь почувствовала, как все тело ее напряглось.
Как только Хьюго и Джорджи оказались в квартире, Хьюго протянул руку через плечо Джорджи, чтобы закрыть дверь, и застыл в таком положении, глядя в лицо девушки. Он протянул вторую руку и уперся обеими ладонями в дверь за спиной Джорджи. Затем он приблизил к ней свое лицо. После минутного колебания Джорджи откинула голову, и рот Хьюго впился в ее губы. Так они стояли довольно долго, и тела их не касались, пока губы изучали друг друга, пока наконец пространство между ними не стало казаться Джорджи огромным барьером. И с каждой секундой она все сильнее жаждала, чтобы этот барьер был сметен. Когда Хьюго наконец опустил руки и стал расстегивать блузку Джорджи, ее грудь была напряжена до боли. Она первый раз коснулась Хьюго лишь тогда, когда он уже закончил ее раздевать. После этого они уже не могли оторваться друг от друга ни на секунду, и так как холл был застлан ковром, они легли прямо там, где стояли, перед входной дверью. Ни один из них не сказал ни слова, тишину нарушал только звук их дыхания, перешедший в короткие хриплые вздохи. Затем Хьюго тихо вскрикнул, затем погромче, потом он опять начал целовать Джорджи в губы.
Только на третий совместно проведенный вечер Хьюго обнаружил, как заставить Джорджи испытать наивысшее наслаждение. У Джорджи были оргазмы с предыдущим любовником, и это рождало фантастическое чувство физического свершения и освобождения, но как только это заканчивалось, Джорджи ощущала то, что часто бывает у мужчин: закончилось физическое удовлетворение, а эмоциональной близости не было и нет. Как только они заканчивали заниматься любовью, Джорджи начинала думать о том, что ей надо сделать завтра. Вместо того чтобы лежать рядом, наслаждаясь заключительной лаской, Джорджи почти всегда тут же вскакивала и шла в ванную.
С Хьюго было по-другому. Первый раз в жизни Джорджи была влюблена целиком и полностью. Если до этого она могла завести одновременно две связи, теперь такая мысль казалась Джорджи отвратительной.
— Что действительно потрясающе, — сказала она однажды Пэтси, — это что у Хьюго есть абсолютно все, что мне надо. Я не поставлена на этот раз перед выбором между тем мужчиной, который ведет устраивающий меня образ жизни, и тем, который нравится мне сам по себе. У Хьюго есть и то, и другое.
Хьюго чувствовал по отношению к Джорджи Чейз примерно то же самое. Он был по натуре однолюбом, и все свое чувство отдал этой восхитительной девушке, чье нескрываемое честолюбие делало ее в глазах Хьюго только привлекательней. Он знал, что Джорджи мечтает о такой карьере, которая дала бы ей власть над людьми и над событиями. Хьюго был как раз тем человеком, который мог открыть для нее все двери на этом пути. Он был горд и счастлив это сделать, помочь Джорджи создать себе имя. Это будет союз, о котором можно только мечтать.
В феврале, как только Джорджи исполнилось двадцать четыре года, через восемь месяцев после встречи на «Ореоле», Хьюго и Джорджи поженились. На регистрации брака присутствовали только Пэтси и Ян Лонсдейл, судья Фосетт с женой, мать и отчим Джорджи. Прием для восьмидесяти друзей Джорджи и Хьюго давали в доме Фосеттов в Кенсингтоне.
— Джорджи, дорогая, — сказал судья Фосетт после того, как Пэтси изложила родителям просьбу своей подруги. — Это было бы для нас большим удовольствием — устроить твою свадьбу у нас. Но не заденет ли это твою мать?
— Они живут в Уимблдоне, — безо всякого выражения ответила Джорджи. — Это слишком далеко.
Половина гостей жили к югу от Темзы, и им было абсолютно все равно, ехать ли в Уимблдон или в Кенсингтон. Но судья и его жена с присущим им чувством такта приняли объяснение Джорджи. Хотя в своем письме к матери Джорджи миссис Фосетт сформулировала причину несколько иначе, спрашивая, не будет ли она возражать, если прием в честь бракосочетания ее дочери будет дан в доме Фосеттов в Кенсингтоне, «который по случаю находится так близко от отдела регистрации браков Кенсингтонской мэрии».