Тонкие пальцы Финиана быстро принялись составлять фрагменты на свои места.
— Ну… к твоей чести, нужно признать, что ничегошеньки ты не упустил и нет никаких масштабных процессов. — Ами польщено сдерживала улыбку. Такого эффекта она не ожидала. — Не в Кантине. Моя мать — своего рода уникум. В те времена, когда она ещё не превратилась в сросшуюся с копалом сварливую грампу, она была бродяжкой‑омиллькой. Картографой.
— Послушай… Это всё выглядит… так знакомо… — Финиан поднял на неё пронзительно настороженный взгляд, пытаясь припомнить что‑то. — Как ты сказала тебя зовут?
— Я не говорила. — мотнула головой служака. — Амелия. Ами.
— А твоя мать… — он на момент остолбенел, обнаружив среди обрывков фрагмент с подписью. — Иветт?! Иветт Беспокойная? Бродяжка Иветт Беспокойная… твоя мать?!
— Да. — смутилась Ами. — Ты… её знаешь?
Какого тлена.
— Немного! — энергично закивал Финиан. — Больше заочно знаком, мы учились на параллельных курсах в университете, она, даже будучи неведью, была светочем любимицей всех преподавателей, к зависти и злорадству всех ведьм на потоке… в библиотеке есть пара её антропологических книг с заметками и набросками… Весьма точные и остроумные описания, кстати… а эти карты…
Ледяная его надменность как‑то быстро растаяла. Он вновь склонился над обрывками…
— … прекрасны. — выдохнул он с восхищением. — Великая женщина.
«Ага, как же. Видел бы ты этот огрызок обычной женщины сейчас.»
— Была. Не в моё дежурство, видимо. — мрачно хмыкнула Ами. — Ни о чём подобном она даже не упоминала…. Похоже… ты знаешь её лучше, чем я.
Горечь. Много горечи. Практически физически ощущается во рту. Должно быть, мы говорим о разных людях. Где эта самая прекрасная женщина и что за болотную гниль Ами подсунули вместо неё.
Зато Финиан был явно доволен. Он выглядел по‑настоящему заинтересованным. Его и без того яркие глаза сейчас сияли так, что практически невозможно было на них смотреть…
…Это прекрасно…
Значит, он её не прогонит. А, возможно, и поможет с этими несчастными обрывками?
— Что у тебя есть ещё из оставленных матерью потрёпанных жизнью сокровищ? Видишь ли. Картография — это моя слабость! — восторженно пояснил он.
— Ещё есть только руины моей жизни… Но наврятли они представляют какой‑либо исследовательский интерес. — пожала плечами Амелия. — Боюсь, это всё, что мне удалось извлечь из моего навозного прошлого и общения с той чужой женщиной, которую по чьему‑то преступному недосмотру называют моей матерью.
— Эх… — ведьмъ покосился на мрачную Ами. — Так вот, значит… что случилось с Иветт. А мы с профессором Кирри всё гадали за стаканчиком эля — какая бездна её поглотила. Я был склонен считать её погибшей. Профессор был уверен, что она осталась с эльфами. Говорят, с ними время летит незаметно, потому как они сами не знают времени…
— Но всё оказалось куда как прозаичнее. — нахмурилась кантинка. — Ты был прав. Той Иветт, которую ты знал, больше нет.
— Ну и ну… — Финиан всё ещё не мог справиться с полученной информацией. — Значит… безумная и бесстрашная Иветт… Осела в Кантине, променяв всё на хозяйство и семейство?! Все эти годы в университете… Столько сил и труда! Все успехи, награды… Полевые исследования, интригующие публикации и… Всё это…
— Посеяно к гнусам в болота.
— Для того чтобы вот так… Да мне никто не поверит! А то и хуже, злорадства будет до потолка не продохнуть от тех, кто был с ней на одном курсе! «Нельзя пойти против своей природы» скажут они… «Где родились, тем и получились»… Что там ещё говорят в таких случаях… Так вот, что с ней случилось! Какой конфуз. И какая ужасная банальщина…
— Так меня и сестёр ещё никто не называл… — кивнула Ами. — Но это правда.
Ведьмъ тряхнул своей белой гривой, пытаясь стряхнуть ошеломление.
— Ох… Нет. — сделал он огорчённый жест рукой в воздухе. — Мне просто не верится… Понимаешь… Она была и остаётся в моей памяти объектом поклонения.
— Сейчас твой кумир в ужасе шарахается даже от теней ишицы, грома, дождя и сквозняков. Вот, что с ней стало… Ничего утешительного к этому добавить не могу.
— Но хотя бы остались эти карты…
Он вновь склонился над фрагментами, пытаясь собрать их воедино с равным аминому энтузиазмом. Может та самая Иветт и мертва теперь и её место занимает жухлая угрюмая самозванка, но душа её всё ещё живёт в этих трудах, привлекая к себе других жаждущих материковых тайн и открытий…