— Странная вещь, Хьюго. Когда я читал вашу статью о теракте против члена Британского парламента, мне показалось, что вы там намекаете на меня. Мне это не понравилось, Хьюго, так же как и то, что вы написали о моих избирателях.
— Думаю, семье этого члена парламента тоже не понравилось то, что с ними сделали ваши избиратели, — глядя сенатору прямо в глаза, ответил Хьюго.
Сенатор сосредоточился на том, чтобы извлечь последнюю каплю джина из своего стакана. Поняв, что это невозможно, он посмотрел на Хьюго.
— Вы ведь хорошо меня знаете. Я никогда не стал бы иметь ничего общего с террористами. Зачем вам понадобилось связывать мое имя с этой историей? Не будь я таким добрым парнем, я обвинил бы вас в клевете.
— Я никого еще в своей жизни не оклеветал, — твердо ответил Хьюго.
Рурк изменил тактику.
— Вы не должны были писать такого о моих избирателях. Если они поддерживают «Норейд», это еще не значит, что они одобряют кровопролитие.
— Рад это слышать. Но ведь кто-то в «Норейде» наверняка одобряет то, как расходуются фонды. Кто бы это мог быть? Не знаешь, Пэт?
— Я уже сказал, что мои избиратели не одобряют убийство этого англичанина. С другой стороны, многие из них могут понять этот шаг…
— «С другой стороны…» — передразнил его Хьюго. Он терпеть не мог политиков, пытающихся работать на два фронта.
Рурк пустился в объяснения:
— Представьте себе, Хьюго, что у вас родственники в Ольстере. И только потому, что они католики, над ними каждый день издевается всякая шваль. И вы знаете, что виновато британское правительство. Что бы вы чувствовали по отношению к англичанам?
Лиза следила за выражением лица Хьюго. Она общалась с ним всего лишь второй раз в жизни, но нисколько не удивилась, увидев, как кровь прихлынула к его лицу.
— Ко всем англичанам, сенатор? Включая пятилетних детей? — с этими словами Хьюго взял Лизу за руку, и они перешли к другой группе.
Побродив по гостиной еще с полчаса, Хьюго решил, что теперь приличия соблюдены и можно наконец позволить себе побыть с Лизой наедине.
Они нашли Имоджин в холле, куда она вышла проводить Роберта О. Робертсона. Размахивая руками, сенатор громогласно пересказывал хозяйке свою беседу с президентом в Овальном зале.
— «Мистер президент», — говорю я ему…
Лиза так и не узнала, что он сказал президенту, так как в этот момент Робертсон задел открытую створку окна позади столика с веджвудским фарфором.
Лиза с ужасом наблюдала, как створка приближается к драгоценным вазочкам. Сначала она услышала, как захлопнулось окно, и тут же — звук разбившегося фарфора.
В холле воцарилось молчание. Лицо сенатора Робертсона застыло в ужасе. Дворецкий стоял посреди холла с таким выражением лица, как будто он находится на панихиде по высокопоставленной особе.
— Забудьте об этом, сенатор, — сказала Имоджин. — В доме каждый день бьется что-нибудь из посуды. Джеймс, — продолжала она, обращаясь к дворецкому, — пусть Квини уберет осколки.
Затем Имоджин обернулась к Хьюго и Лизе.
— Я рада, что вы оба смогли сегодня прийти. Надеюсь, мы скоро увидимся.
В машине Лиза сидела молча.
— Ну что, понравилось? — спросил Хьюго.
— Какое хладнокровие, — сказала Лиза, не услышав его вопроса. — Если бы такое случилось у меня дома, трудно представить, что устроила бы моя мать. Она считает, что вся семья опозорена, если на одном из кресел распоролся шов на обивке. Хотя стулья в нашем доме, разумеется, не были обиты шелком, как у Имоджин. Как ты думаешь, вазочки были подлинными?
— Боюсь, что да.
Лиза молча продолжала переваривать свое первое впечатление от другого мира, в который она наконец попала. Хьюго приоткрыл для нее дверь в этот мир, но Лиза прекрасно понимала, что второй раз эта дверь сама по себе не откроется. Для этого придется постараться как следует.
Уитмор остановил машину у входа в «Уиллард». Лиза решила не говорить Хьюго о том, что неделю назад она обедала здесь с Джоком. Хьюго выбрал столик в другом углу зала. Столик хотя и стоял на виду, в то же время достаточно далеко от соседних.
Хьюго выбрал его по трем причинам. Во-первых, к нему могли беспрепятственно подходить знакомые, чтобы, как всегда, обменяться последними политическими сплетнями. Во-вторых, ему было хорошо видно всех сидящих в зале. И в-третьих, то, что он обедал у всех на виду с красивой, сексуально привлекательной девушкой, должно было показать окружающим, что между ними нет ничего предосудительного. Ведь если бы Лиза была его любовницей, он повел бы ее куда-нибудь в более уединенное место. Разве не так?
Пока им не подали обед, Хьюго успел представить Лизу сотруднице отдела прессы Белого дома, сенатору из Калифорнии и знакомому лоббисту. Все они подошли к их столику поболтать с Хьюго и, в общем, нисколько не интересовались его дамой.
Когда первое блюдо было подано и Хьюго с Лизой могли наконец поговорить друг с другом, Лиза посмотрела в другой конец зала и неожиданно увидела Майкла О'Донована. Майкл кивнул ей и тут же опять принялся читать бумаги, лежащие перед ним на столе. Он обедал один.
— Что случилось? — спросил Хьюго, заметив ее смущение.
— Лучше бы он сегодня обедал в другом месте.
Хьюго хотел обернуться, чтобы посмотреть, о ком идет речь.
— Не надо оборачиваться, Хьюго, — попросила Лиза. — Это Майкл О'Донован. Единственный, кроме Джока, кто имеет вес в нашей фирме.
— Хотите подойти поговорить с ним?
— Нет. Он не любит, чтобы нарушали его покой. Майкл вообще какой-то странный. Он — ирландец из Бостона. Но на сенатора Рурка этот человек абсолютно не похож. Майкл закончил Гарвард. Если под его рубашкой от «Братьев Брукс» и есть какие-то эмоции, то разглядеть их не удается никому. Мне он всегда был чем-то неприятен. Он сноб. Кому еще пришло бы в голову посреди недели одному обедать у «Уилларда».
— Может, он знал, что сегодня здесь обедаете вы, и пришел сюда ради удовольствия на вас полюбоваться, — слегка поддразнил Лизу Хьюго.
Лиза ничего не ответила. Мысль о том, что Майкл за ней наблюдает, не доставила ей удовольствия даже в виде шутки. За два года она так и не смогла для себя решить, как ей следует вести себя с Майклом. Она также не представляла себе во всех деталях их взаимоотношений с Джоком.
Только когда им подали запеченных крабов, Лизе удалось наконец избавиться от ощущения, что Майкл следит за ней из другого конца зала. Они с Хьюго могли наконец спокойно поговорить.
Лиза хорошо знала, что, когда мужчина приглашал ее пообедать, разговор обычно заходил о работе, хотя, конечно, всегда присутствовал сексуальный подтекст. Так было не только с Джоком, но и с ее сверстниками. Поэтому девушка очень удивилась, когда Хьюго начал расспрашивать ее о семье. Когда Лиза сказала, что родилась в небольшом городке на севере Пенсильвании, Хьюго не ограничился кивком головы, а начал подробно расспрашивать Лизу о ее детстве.
Лиза задумалась, глядя на блюдо с крабами. Пока она сидела, полуприкрыв глаза, Хьюго пристально изучал ее лицо.
Ему нравилось в ней все — пухлые губы, свежая, слегка загорелая кожа, тронутая румянцем на скулах, то, как она изящно ела, задумавшись о чем-то.
Лиза задумалась о том, что рассказать Хьюго о своем прошлом. Тем своим знакомым, которые все равно никогда ничего бы не узнали, Лиза предподносила слегка приукрашенную историю. Обычно американцы не интересуются родословной своих знакомых, но попадаются и более любопытные. Про Джока, например, Лиза точно знала, что ему безразлично, что она делала до того, как попала к нему. Для Лиддона имело значение только то, что она представляла из себя на сегодняшний день, главным образом в постели, но не только. Важно было, сколько клиентов Лиза приведет в «Дж. М. Лиддон».
С Хьюго надо было быть осторожнее. Если она попробует сделать вид, что всю жизнь вращалась в высшем обществе, он легко может вывести ее на чистую воду. Лиза быстро училась всему, в том числе хорошо перенимала манеру поведения тех, кто стоял выше ее на социальной лестнице. Но все же она понимала, что ей многого не хватает, чтобы играть на равных с Хьюго, прекрасно знавшего ту жизнь, к которой Лиза стремилась.