— Зал отделан специально для тебя, — саркастически заметил Хьюго.
Восточный зал был белым, не считая золотистых штор и бронзовых орлов, украшавших рояль и надкаминные зеркала. Хьюго взглянул на люстры с хрустальными подвесками.
— Даже у люстр такие же серьги, как у тебя, — тем же тоном произнес Хьюго.
— О, Джорджи, — к ним приближалась жена одного из крупнейших телевизионных магнатов. — Я надеялась встретить тебя здесь. В следующем месяце мы хотим дать здесь, в Нью-Йорке, небольшой обед в честь губернатора. Я так надеюсь, что ты посетишь нас. И Хьюго, конечно же, тоже, — добавила она.
Прежде чем ей успели ответить, худощавая, очень элегантная дама в пастельно-голубом шифоновом платье подошла поздороваться с Джорджи и Хьюго. Это была Имоджин Рендл.
— Джорджи, — Имоджин любила говорить негромко, так, чтобы собеседнику приходилось прислушиваться, чтобы понять ее слова. — Нам всем не хватало вас гораздо больше, чем вы думаете.
За спиной Имоджин появилась чья-то массивная фигура, и она обернулась.
— Ах, Пэт. Очень рада вас видеть.
— Я тоже очень рад, Имоджин, — откликнулся сенатор. Лицо его было красным, а бокал из-под шампанского — пустым. — Я хотел поздороваться с Джорджи. Как дела в Нью-Йорке? «Уорлд» идет в гору. — Не дав Джорджи времени ответить, Рурк повернулся к Хьюго.
— Привет, Хьюго, мы, кажется, не виделись с тех пор, как вы привели на вечеринку к Имоджин эту хитренькую маленькую девочку. Как ее звали? Кажется, Лиза. Я слышал, ее босс запустил свои лапы в это дело с лицензией «Стар Ойл». Как она, должно быть, была счастлива, когда прочла на той неделе статью, в которой вы льете воду на мельницу «Стар Ойл». Уж вы-то знаете, чем угодить прекрасному полу!
На секунду Джорджи остолбенела. Выражение лица Имоджин ничуть не изменилось, когда она встретилась глазами с Хьюго.
— Ой, Хьюго, — сказал Рурк, притворяясь удивленным. — Я что, выпустил кошку из мешка? Извини, брат.
Сенатор величаво повернулся к ним спиной и устремился на поиски новой порции выпивки.
В тот же момент по рядам высокого собрания пролетел шумок. Все повернулись к двери. Президент и Первая Леди, закончив приветствовать гостей из Германии в Голубом зале, присоединились к остальным.
Минут через двадцать все прошли в столовую. Во время обеда, проходившего под пристальным взглядом Авраама Линкольна, взиравшего на обедающих с портрета над камином, Джорджи и Хьюго не сказали друг другу ни слова.
Утром Джорджи улетела первым же рейсом и вернулась в Нью-Йорк только в субботу. Короткий уик-энд, который они провели вместе, стал одним из худших за все годы их совместной жизни.
В понедельник Джорджи покинула свой кабинет сразу после шести: ей нужно было время, чтобы принять ванну перед встречей с Джоком. Джорджи попросила шофера ехать по Ист-ривер-драйв, ей нравилось смотреть на темную воду реки. То, что Джорджи сказала Пэтси, было сформулировано достаточно четко: небольшое приключение с Джоком могло бы стать пикантной приправой к ее браку — ее счастливому браку, каким он представлялся ей еще совсем недавно.
Но все это было до того, как сенатор из Массачусетса изобличил Хьюго в ее присутствии. Боже, как она ненавидела Рэта Рурка. Джорджи мрачно улыбнулась: она такая же, как все, — обвиняет за плохие новости того, кто их принес. И все равно, когда она вспоминала о демонстративной выходке сенатора — его мести за то, что Хьюго в своей статье прошелся по «Норейд», а тем самым и по самому Рурку, — она ненавидела Пэта все сильней и сильней. Как он смел издеваться над Хьюго? Как он посмел ранить ее? Джорджи мысленно вернулась к сцене в Белом доме.
На ее губах опять появилось жалкое подобие улыбки. Какой наивной она была! Как можно было не замечать романа Хьюго с Лизой Табор? Она рассказывала Пэтси в Райкрофт Лодж, почему так уверена, что Хьюго не изменяет ей. «Я поняла бы это по его поведению. Он путает увлечение и любовь. Это разрушит наш брак». А ведь именно это и происходило за ее спиной. Злобная враждебность Хьюго с той ночи, когда он ударил ее, его отказ как-то объяснить то, что сказал Рурк, — все это лишний раз доказывало, насколько слепа была Джорджи. Она была замечательным редактором, но не сумела заметить опасность, грозящую их браку с Хьюго, пока эта свинья из Массачусетса не ткнула ее носом в факты.
Все четыре дня, что прошли после банкета, Джорджи старалась отогнать от себя боль и преуспела в этом. Но вместе с болью она, казалось, отсекла все остальные чувства. Когда Джок позвонил ей неделю назад, она почувствовала радостное возбуждение и прилив желания. Теперь она не испытывала ничего.
Только лежа в ванной и потягивая некрепкий бодрящий коктейль, Джорджи почувствовала, как к ней возвращается что-то похожее на желание. Она стала вспоминать Джока. Как он там сказал? «Нужно на двадцать градусов меньше, чтобы варил мой котелок». Джорджи дотронулась кончиками пальцев до соска. Она представила, как Джок сконцентрирует на ней все свое внимание, как будто она была большойсделкой. Он применит всю свою силу, чтобы доставить ей сексуальное наслаждение, он будет ласкать ее своими квадратными пальцами, пока она не начнет стонать от желания, будет делать все, чтобы она хотела его еще и еще.
Без пяти восемь машина Джорджи остановилась перед входом в «Четыре времени года».
— Ждать не надо, — сказала она водителю.
В сверкающем огнями фойе Джорджи кивнула филиппинке, глядящей на нее во все глаза из гардероба. Когда она поднялась наверх, люди, сидевшие за стеклянной стенкой, начали переглядываться, кивая друг другу на Джорджи. Некоторые старались делать это незаметно, другие же не собирались скрывать, что единственным преимуществом зала с прозрачной стенкой была возможность наблюдать за приходящими. Знаменитость или никто? Последние шестеро вошедших оказались никем: четыре японских бизнесмена и двое хорошо одетых американских нуворишей. Однако теперь удача улыбнулась зрителям: появилась не просто знаменитость, а сама Джорджи Чейз. Она была в узком белом платье, которое, с одной стороны, было достаточно строгим, с другой — подчеркивало ее фигуру.
Метрдотель изучал большую книгу, разложенную перед ним, как Библия на пюпитре. Рядом стояли две пары, ожидая решения своей участи. Интуиция человека, проработавшего метрдотелем двадцать лет, заставила его поднять глаза именно в тот момент, когда Джорджи появилась на лестнице. Джорджи шла уверенной походкой, не сомневаясь, что ее окружат вниманием. Метрдотель немедленно встал и, оставив обе парочки у конторки, двинулся к Джорджи.
— Мисс Чейз, я узнал о том, что вы решили нас посетить, только пять минут назад.
— Добрый вечер, Чарльз, — сказала Джорджи, протягивая руку для поцелуя. Метрдотель был польщен ее дружеским расположением. Глядя на него, становилось понятным, что он безраздельно распоряжается на вверенной ему территории.
— Мистер Лиддон ждет вас за столиком. — Метр сделал знак рукой, и к ним немедленно кинулся официант. — Проводите мисс Чейз в зал.
Официант поклонился, повернулся на одном каблуке, как марионетка, и пошел впереди Джорджи в зал.
В сверкающем огнями зале лето давало о себе знать. В небольшом садике посреди зала цвели яблони. К Джорджи подошел старший официант.
— Добрый вечер, мисс Чейз, позвольте проводить вас к столику мистера Лиддона. Столик стоял почти в центре, оттуда Джок мог видеть весь зал и сам был виден всем. Он поднялся из-за стола.
— Хотите смотреть на деревья или на зал? — спросил он Джорджи.
— Лучше на деревья.
— Знаете что, — сказал Джок, — у меня уже давно такое впечатление, что у вас есть вторая пара глаз на затылке. Конечно, это часть вашей работы, но мне всегда кажется, что вы вроде бы не оглядываетесь. Однако вы всегда знаете, кто к вам подходит и что вам надо ему сказать еще до того, как обернуться, и даже до того, как он скажет вам: «Привет, Джорджи».
— Привет, Джорджи.
Расхохотавшись, Джорджи обернулась.