— А если бы я сказала, что не уверена? Если бы я сказала, что мне потребуется время, чтобы забыть его, но что я постараюсь? Если бы я рассказала тебе все? — Она сужает глаза. — Ты не можешь сказать мне наверняка. Ты не можешь сказать, не солгав мне, что не отказался бы от брака и не уничтожил бы мою семью. Так что ты понимаешь, почему мне пришлось солгать. И если уж на то пошло, — огрызнулась она, ее голос стал еще более холодным и жестким, — я не лгала тебе в Ирландии. Я не просила Адрика приехать. Я сказала ему не ехать. Он сделал все это по собственной воле. Я отстранилась, когда он пришел к нам в комнату и попытался затащить меня в постель. Я дала ему пощечину, когда он поцеловал меня в переулке, но твой мужчина этого не видел, — презрительно добавляет она. — Я сказала ему, чтобы он оставил меня в покое, пока этот брак не закончится.
— Пока я не умру, — ледяным тоном отвечаю я, но то, что она говорит, поражает меня до глубины души. Она права в том, что у нее не было выбора. Паутина манипуляций и лжи, в которую втянул ее Николай, оставила ей мало шансов на спасение и мои собственные угрозы в адрес семьи Васильевых… хотя я никогда бы не подумал, что потенциальная невеста, которую мне предложили, придет ко мне не девственницей.
— Я не хотела твоей смерти, — тихо говорит она, в ее голосе звучит свежая боль. — Я начала испытывать к тебе чувства. Я начала влюбляться в тебя, даже представлять себе жизнь, которую ты рисовал для нас. Я увидела, что ты совсем не такой, как мне говорили. Я видела, что в тебе есть нечто большее, чем знал Николай, но я не знала, что с этим делать. И у меня не было времени, чтобы разобраться в этом. Я не знала, как быть с тобой честной, как объяснить…
— Если бы ты рассказала мне об этом в Ирландии, я бы постарался найти способ понять. Примириться с твоим братом, не причиняя тебе вреда. — По крайней мере, я знаю, что это правда. К тому времени, как мы оказались в Дублине, я был очарован ею. — Я бы разозлился из-за лжи, возможно, наказал бы тебя за нее, но я бы попытался…
— Я тебе не верю. — Она вздернула подбородок, ее взгляд устремлен на меня. — Ты все разрушил, Тео, все шансы, которые были. Я могу согласиться с тем, что ложь тебе все испортила и с моей стороны. Но ты же видишь, что у меня не было выбора. Ты видишь, в какой ситуации я оказалась из-за вас обоих. — Последние слова она произносит с шипением, ее глаза сузились. — У тебя был выбор, как поступить, Тео. И как ты поступил со мной?
— Я потерял контроль. — Я смотрю на нее, размышляя, есть ли способ спасти ситуацию, как убедить ее в том, что я сожалею о том, как все пошло не так. — Я найду способ загладить свою вину, Марика… Я должен был вести себя по-другому. Я могу это признать. Я позволил своему характеру взять верх над собой, своей собственнической натуре, я…
— Слишком поздно. — Слова прозвучали резко. — Я не хочу иметь ничего общего ни с одним из вас. Тебе решать, позволишь ли ты мне покинуть этот дом, Тео, но я хочу уйти утром. Я придумаю, как справиться… — Она тяжело вздохнула, и я вижу, как она думает о том, что у нее нет своих денег, нет возможности выжить без брата или меня. Это то, что я хотел изменить, дать ей доступ к собственным средствам, не привязывая их ко мне. Но у меня не было шанса.
— Марика…
— Пожалуйста, не говори больше ничего. — Она отворачивается и начинает идти мимо меня, ее плечи изогнуты, как будто она боится, что я схвачу ее. Какая-то часть меня хочет притянуть ее в свои объятия и умолять о прощении, спрашивать, что я могу сделать, чтобы загладить свою вину. Умолять ее найти способ, чтобы мы оба признали свою роль в этом и нашли путь вперед. Но я уже знаю, что она ответит.
Я ничего не могу сделать, и пути вперед нет.
И я не могу винить ее за то, что она так считает. В конце концов, я понимаю, почему она решила, что у нее нет другого выбора, кроме как солгать.
Никто не принуждал меня к этому.
Я не останавливаю ее, когда она проходит мимо меня, выходит из гостиной и направляется к лестнице. Я стою и смотрю ей вслед, чувствуя в груди боль от разбитого сердца.
— Макнил…, — раздается сзади голос Николая, и я резко поворачиваюсь к нему, обращая свой оставшийся гнев на единственного человека, который, без сомнения, его заслуживает.
— Убирайся с глаз моих долой и из моего дома, пока я не убил тебя на хрен, — рычу я. — Если я уловлю хоть малейший намек на то, что ты пытаешься разнюхать о моей территории, или о моем бизнесе, или о моих людях, или о чем-либо еще, я прикончу тебя и всех, кто тебя окружает. Мир сохраняется, Васильев, пока ты держишься от меня подальше.