— Помоги мне — заскулила ее подруга. Вторая бросилась к ней на помощь, я попыталась ударить ее обувной ложкой, но она, не глядя, размашисто отмахнулась ножом, а потом, ловко перепрыгнув через Ареса, ткнула его два раза ножом в шею. Я прыгнула вперед, в безнадежной попытке помочь своему защитнику, и даже попала второй ведьме узким краем моего оружия в голову. Через минуту диспозиция изменилась. Арес, оскалив зубы, лежал между нами в успевшей натечь луже крови. Я стояла в проеме распахнутой входной двери, выставив перед собой подхваченный с пола нож одной из ведьм и, показавшую себя совсем не плохо, лопатку для обуви. Одна из ведьм баюкала искусанную руку, вторая смахивала капельки крови, текущие из узкого пореза на голове.
— Ну и что будем делать?
— Да ничего. Мы сейчас отсюда просто уйдем, а чуть позже с тобой разберемся. Я этот плащ в Милане покупала, ты мне все возместишь, сучка.
И покусанная, здоровой рукой, вытащила из сумочки небольшой хромированный револьвер.
Я замерла, в меня еще ни разу не целились из пистолета. А довольная ведьма радостно тыкала в мою сторону оружием. Вдруг кто-то настойчиво потянул меня за шиворот назад, и я оказалась стоящей в подъезде, прислоненной к боковой стенке, а выход из квартиры был, в буквальном смысле, перекрыт немаленькой фигурой рассерженного Николая:
— О как, у нас все по взрослому. Ты, девочка, пистолетик брось, пока я тебе его в жопу не засунул.
— Да ты знаешь, кто мы? Сейчас пулю получишь, уйди с дороги, мудак — от неожиданности завизжала ведьма.
Николай передвинул на живот большую спортивную сумку, висящую у него на плече, и сунул руку в нее:
— Я не знаю, кто ты, но я отсюда вижу зеленые пули в твоем газовике, поэтому ты меня не убьешь. А остального я не боюсь. Я считаю до трех и захожу. Сломаю вам обоим руки и тебя твой газовик засуну, куда обещал. Раз….
— Они еще собаченьку убили — пискнула я.
— А за собаку спрошу отдельно, два…
— Все, все, мы уходим — раздался стук упавшего на пол металлического предмета.
Николай шагнул в сторону, и две твари, испуганно оглядываясь, побежали вниз, на улицу.
Я бросилась к собаке, пес редко, с хрипом, дышал.
— Зачем ты их отпустил?
— А что мне делать?
— Задержать.
— Люд, вот ты интересно живешь. Собаку твою зарезали, две девки в твоей квартире кровью перемазаны и поранены. Ножи у вас оригинальные, револьвер на полу лежит. Ты мне чем их задерживать предлагаешь, тем более в тесном коридоре. Меня бы или порезали, или застрелили.
— Ты же сказал, что там патроны зеленые и это газовик.
— Просто угадал.
— Но у тебя же пистолет в сумке.
— Нет у меня пистолета — Николай вытянул из нутра сумки руку, на меня с темной доски иконы с укором и прощением смотрел лик Богоматери.
— А зачем ты ее в сумке таскаешь?
— Да, ты понимаешь, я тут людям помог, и потерпевшая мне ее, считай насильно, подарила. Я ее знакомому показал, тот и говорит, что вещь старая, цены не малой, шестнадцатый век. А потерпевшие люди такие, неровные. Сегодня подарила, а завтра написала, что я у нее иконы забрал, или еще что. Вот я и подумал, что у меня хранить нельзя, а у тебя в доме будет в самый раз. Поэтому пришел к тебе, как оказалось — вовремя. Кстати, спасибо тебе.
— За что?
— За сон, когда ты сказала, чтобы я никого не убивал. Просто у нас какой-то псих женщин и двух девочек похватал, нарисовал какую-то пентаграмму, ну как в кино, и попытался заложников всех зарезать. Что-то там орал, свечи черные жег. До этого все иконы в доме в щепки поколол и на сковороде пожарил. Вот эту икону хозяйка только уберегла. Я в него резиновой пулей из ружья выстрелил, его в сторону отбросило. Так он ножами себе живот вспорол, и пополз к пентаграмме. Я его за ноги успел подальше оттащить. Он мне потом, когда его в больницу повезли, сказал, если бы он успел кровью пентаграмму напитать, то всех с собой в ад бы утащил. Так что спасибо. Все живы остались, с меня два выговора сняли. Правда, псих обещал скоро вернуться. Но это уже мелочи. Поэтому давай, рассказывай, что у тебя здесь произошло.