После смерти Сахарова я подумал, что, может быть, было бы полезно представить свою точку зрения на будущее политическое устройство страны на одном из собраний Межрегиональной депутатской группы, организованной еще Сахаровым. Уже было договорено о поездке в Москву, когда советское консульство в Вашингтоне начало свои обычные игры: вначале «Мы ждем разрешения из Москвы», а затем, в последнюю минуту перед отлетом, доверительное признание нанятому нами агентству путешествий, что имеется список лиц, которым визы давать запрещено, и Орлов — в списке. Что же, эти по крайней мере не грубили. Сотрудники же чешского консульства, отказавшие мне за месяц до того в визите к только что избранному президенту Чехословакии, в ответ на замечание, что Орлов получил приглашение от Вацлава Гавела, глумливо заявили: «А кто такой Павел, в конце концов?» Настолько, видно, эти идиоты были уверены, что власть президента-диссидента — недолгая!
Я полагаю, что кагебешный черный список временно подправят по случаю годичного собрания Международной Хельсинкской Федерации. Собрание было намечено провести в Москве в конце мая 1990, как раз перед Копенгагенской конференцией по правам человека («по человеческому измерению») — частично с целью проверить, готова ли Москва реально соблюдать условия свободного доступа, необходимые для проведения знаменитой Московской конференции по правам человека 1991 года. Министерство иностранных дел было уверено, что затруднений не возникнет, и заверило Федерацию, что все ее члены, а почетный председатель тем более, визы получат. Мой план был полететь вначале в Уппсалу, Швеция, где Университет давал мне почетную степень за работу в физике и по защите прав человека, оттуда — в Москву на наше собрание, а оттуда — в Копенгаген на международную конференцию.
За несколько недель до вылета в Уппсалу мое агентство путешествий, нанятое также и Американской Хельсинкской группой, известило меня, что советские власти снова отказывают в визе. Я позвонил с просьбой о помощи в офис Розалин Картер, которая тоже собиралась участвовать в нашем собрании в Москве, а также к Кэрри Кеннеди, с которой мы вместе проводили кампанию по освобождению Фан Лижи, — не может ли сенатор Кеннеди вмешаться в это дело. Через неделю из агентства путешествий снова позвонили и сказали, что виза, да, у них на руках и что они вот сейчас высылают ее мне экспресс-почтой вместе с билетами на Скандинавию. Дни, однако, шли, и ничего не приходило, а время уходило. Я позвонил. «Мы пошлем вам завтра», — пообещало странное агентство. Моя жена позвонила завтра. «Мы послали». Ничего, однако, не пришло. А чтобы успевать, нужно было получить визу и билеты немедленно. Жена позвонила снова и услышала в ответ, что, к сожалению, произошла ошибка, ничего еще не было послано.
— Что в точности вы собираетесь посылать? — спросила она по внезапному озарению.
— Билеты вашему мужу и визу вам.
Визу ей? Но она отменила свою поездку много дней назад! Где виза Орлову?
— Консульство такой визы нам не выдало.
— Но вы же сказали моему мужу, что виза у вас на руках!
— Вы же знаете его английский. Он, видимо, не понял.
Они пообещали послать мои билеты и ее визу «сегодня же», но когда сотрудница вашингтонского отделения Хельсинкской группы подошла к ним проверить, оказалось, что ничего не было послано, поэтому, как я ее просил, она послала сама. В это же время в Нью-Йорке датское консульство также отказало мне в визе на Копенгаген на том основании, что у меня не было визы в Москву! Моей жене все это показалось странным, и она решила-таки сопровождать меня в поездке в Москву, если таковая состоится.