В промежутке между этими допросами умер мой старый учитель, профессор Берестецкий.
Я был отрезан от научного сообщества и не знал об этой смерти, пока его жена, Ольга Артемьевна, не попросила меня через Евгения Куприяновича Тарасова прийти на открытую для публики официальную панихиду в ИТЭФ. Лев Окунь провел меня туда. Вечером на панихиде домашней я сказал Ольге Артемьевне, что моральный пример Владимира Борисовича сыграл огромную роль в моей жизни. Она обняла меня и заплакала.
В день похорон друзья, работавшие в издательстве (дочь Льва Окуня и др.), сообщили мне, что в «Литературной газете» против меня готовится статья, что ее носили в Центральный комитет КПСС на проверку, поправляли, снова носили в ЦК, снова поправляли — и так много раз. 2 февраля статья наконец вышла — очень примитивная клевета: Орлов оставил своих детей без поддержки, а Александр Гинзбург подкупил пресвитеров-пятидесятников, чтоб они присылали ему ложную информацию о преследованиях. В этот же день после обеда Валентин Турчин сообщил мне, что к нему приходил человек и просил передать, что на следующий день меня арестуют. Я не стал уточнять подробности. Мне давно было видно самому, что они готовят арест.
— В сталинские времена, — сказала Валя, — люди уезжали на время, а потом арест иногда отменялся. Может быть, и тебе попробовать? Ты можешь переждать у моего брата, его не заподозрят.
Я подумал, что действительно, если уйти в укрытие, как сделал когда-то Амальрик, то в принципе можно будет работать с группой и даже встречаться с журналистами в разных непредусмотренных местах. Существовало и радикальное решение проблемы — эмиграция, но это я не рассматривал. Я уже несколько раз публично объявлял, что меня удастся выкинуть из страны только силой[13].
Вечером этого длинного дня мы созвали пресс-конференцию в квартире Гинзбурга по поводу статьи в «Литературной газете». Свидетели, в том числе Анатолий и Валентина Власовы, приехавшие с другого конца Москвы со своими тремя ребятишками, рассказывали об «авторе» статьи — не об истинных авторах из ЦК КПСС, а о том человеке, за именем которого они не побрезговали спрятаться. Это оказался известный мошенник, сумевший между прочим обобрать общину доверчивых пятидесятников, представившись их репрессированным собратом. (Через десять лет я встречу его имя снова: он будет отбывать новый срок в заполярном лагере за какое-то незапланированное в ЦК КПСС — КГБ мошенничество. Клеветническая статья в «Литературке», видно, не очень поспособствовала ему.) После Власовых выступил Гинзбург. Он представил корреспондентам отчет о деятельности Российского фонда помощи политзаключенным. Всего было роздано, сообщил он, 250 тысяч рублей, из них 70 тысяч собрано внутри страны, остальное — от Солженицына. Было удивительно, почему он вдруг решил отчитаться на этой пресс-конференции. Потом я сообразил, что он тоже ожидал ареста… Все эти годы его заматывали обысками и задержаниями; как бывшему политзеку ему было запрещено проводить в Москве с женой и детьми больше трех дней подряд. Единственное, что приструнивало до сих пор КГБ, это его близкие связи с Солженицыным и Сахаровым.
Когда мы с Ириной вернулись домой, я сказал ей, что мне надо на время исчезнуть. Прямо предупредить об аресте у меня не хватило духу. Но она поняла, она думала об этом постоянно. В десять, когда я уже собрался уйти, позвонили в дверь. У нас теперь был глазок, который поставил нам вместе с дверью — бесплатно — рабочий фирмы «Заря». (Меня попросили: «Помоги Орлову», объяснил он.) Ирина поглядела в глазок. Милиционер один. Не арест. Я прошел в заднюю комнату и погасил там свет. Разговор был хорошо слышен. Очень вежливый капитан принес повестку — утром на допрос. Значит, арестовать решили там, подумал я, как было с Ковалевым. Ирина не взяла повестку — повестка не ей.
— А муж?
— Муж уехал.
— Куда?
— Не знаю. Уехал.
Капитан ушел, ему не все ли равно.
Теперь надо было уходить немедленно, они поднимут сейчас тревогу. В гостях был Марат Векслер, мы поменялись с ним шапками и пальто, я обнял Ирину и выпрыгнул в окно. Своего дома я больше не увижу.
13
Хотя после создания Хельсинкской группы чекисты полностью блокировали мой телефон и почту, они свободно пропустили приглашение из Норвегии выступить перед норвежским парламентом. Ясно, они надеялись, что я соглашусь и не вернусь, или они не дадут мне вернуться. Поэтому мне пришлось отклонить приглашение.