За несколько недель до вылета в Уппсалу мое агентство путешествий, нанятое также и американской Хельсинкской группой, известило меня, что советские власти снова отказывают в визе. Я позвонил с просьбой о помощи в офис Розалин Картер, которая тоже собиралась участвовать в нашем собрании в Москве, а также к Кэрри Кеннеди, с которой мы вместе проводили кампанию по освобождению Фан Лижи, — не может ли сенатор Кеннеди вмешаться в это дело. Через неделю из агентства путешествий снова позвонили и сказали, что виза, да, у них на руках и что они вот сейчас высылают ее мне экспресс-почтой вместе с билетами на Скандинавию. Дни, однако, шли, и ничего не приходило, а время уходило. Я позвонил. «Мы пошлем вам завтра», — пообещало странное агентство. Моя жена позвонила завтра. — «Мы послали.» Ничего, однако, не пришло; а чтобы успевать, нужно было получить визу и билеты немедленно. Жена позвонила снова и услышала в ответ, что, к сожалению, произошла ошибка, ничего еще не было послано. «Что в точности вы собираетесь посылать?» — спросила она по внезапному озарению. — «Билеты вашему мужу и визу вам». Визу ей? Но она отменила свою поездку много дней назад! Где виза Орлову? — «Консульство такой визы нам не выдало». — «Но вы же сказали моему мужу, что виза у вас на руках!» — «Вы же знаете его английский. Он, видимо, не понял». Они пообещали послать мои билеты и ее визу «сегодня же», но когда сотрудница Вашингтонского отделения Хельсинкской группы подошла к ним проверить, оказалось, что ничего не было послано; поэтому, как я ее просил, она послала сама. В это же время в Нью-Йорке датское консульство также отказало мне в визе на Копенгаген на том основании, что у меня не было визы в Москву! Моей жене все это показалось странным, и она решила-таки сопровождать меня в поездке в Москву, если таковая состоится.
Пока я гулял по садам Линнея в Уппсале, встречался с коллегами, да давал семинары по вытряхиванию ионов из пучка антипротонов и по правам человека, дурацкий фарс продолжал разыгрываться на обеих континентах. Хельсинкская группа в Нью-Йорке держала нас в курсе. Мининдел СССР настойчиво повторял нашей шокированной Федерации, что виза мне уже пожалована, но что они проверят. Основные сотрудники агентства путешествий, через которое виза должна была проходить, оказались, однако, в этот момент не в Вашингтоне, а в Москве; оставшийся вместо них молодой американец разъяснил сотруднице американской Хельсинкской группы, что «Орлов сам во всем виноват, так как приносит советскому правительству слишком много неприятностей». Мининдел настаивал, что виза в Москву на четыре дня ожидает меня в Вашингтоне и в шведской столице Стокгольме, тогда как советский посол в Швеции категорически отказывался от этого; когда же ему позвонили из Уппсалы, было отвечено, что он сам выехал из страны, а другие ничего не знают.
В Вашингтоне, в консульстве, советская виза все-таки появилась и в целях сохранности мы попросили сотрудников Хельсинкской группы переслать нам ее. Она появилась в большой университетской аудитории в момент ритуальной канонады старинных пушек, когда мне на голову надевали лавровый венок с настоящими душистыми листьями. Сразу после церемонии мы с женою помчались в гостиницу, я срочно сдал арендованный для торжественного ужина фрак, купил билеты, и мы подоспели в Стокгольм точно к рейсу на Москву. В самолете я приготовил речь, запланированную расписанием на следующее утро. Никто, включая меня, не ожидал, что ее-таки удастся произнести.
Шереметьево было пустынным в два часа ночи. Молодой солдат-пограничник глядел сонно из своей стеклянной будки. Полистал мой белый, для лица без гражданства, паспорт и отомкнул барьер. Как мало формальности! Барьер автоматически захлопнулся позади. Солдат поглядел затем на мою жену, на ее американский паспорт, на дисплей и поднял телефонную трубку. В будку втиснулся еще пограничник, потом еще и еще, набилось, как сардин в банку. Озабоченно посовещавшись, поглядели на меня, позвонили куда-то, опять поглядели, опять посовещались. Через десять минут на моей советской стороне появился офицер, спросил снова паспорт и вежливо пригласил пройти побеседовать. «Я не пойду, зачем? Мы, между прочим, можем улететь обратно в Скандинавию, в Копенгаген на международную конференцию по правам человека.» Офицер ушел, затем появился снова с двумя солдатами: «Пожалуйста, пройдемте с нами». В этот момент жена на той стороне барьера собрала свой запас русских слов и бросила их ему в глаза. Офицер исчез, барьер открылся, и меня выпустили обратно на ту сторону. Нас попросили посидеть подождать, с десяток солдат слонялось вокруг, приглядывая за нами. Через сорок минут нам вернули паспорта, как будто ничего и не было, и мы счастливо добрались до города.