Сэлли схватила ее за руку.
– Последние годы мой кузен вел ужасную жизнь, и я не имею права тебя обнадеживать, но в глубине души я верю, он – не конченый человек. Его стоит ждать и попытаться исправить. Мне кажется, ты сможешь повлиять на него.
Аманда посмотрела на свои руки. Она была тронута словами Сэлли и чувствовала огромное облегчение от разговора с человеком, который знал Коула и мог понять ее противоречивые чувства к нему. Она вздрогнула, услышав звонок у двери: вошли двое покупателей.
– Спасибо, Сэлли. Может, подождешь, пока я обслужу их?
– Не могу, – ответила Сэлли, вставая, – но я заеду, после того как управлюсь с делами. Я хочу знать, в чем тут дело.
Аманда пожала плечами:
– Ничего особенного. Перестрелка между членами шайки. Наверное, что-то не поделили. Некоторые называют это хладнокровным убийством; человек, которого убили, не был вооружен. Его звали Том Мак-Лоуэрс. Говорят, банда Ирпов хочет уничтожить Клэптонов и Мак-Лоуэрсов, так как боятся, что те обвинят их во многих кражах.
– Вот как. Есть такая пословица: кто живет с ружьем, от ружья и погибнет. – Сэлли взяла шляпу и надела на волосы цвета соломы. – Увидимся позже.
– Спасибо, что заехала, – сказала Аманда и благодарно улыбнулась ей.
Она подошла к покупательницам, терпеливо ждавшим у прилавка. В голове звучали слова Сэлли: «Кто с ружьем живет…» Не касается ли это и Коула? Не найдут ли его на какой-нибудь грязной улице, истекающим кровью.
Аманда взяла себя в руки, заставив улыбнуться дамам, и занялась изготовлением порошков и мазей. Она еще раз мысленно поблагодарила Сэлли и постаралась отогнать мысли о Коуле.
Спустя две недели город вновь гудел от новости: братьев Ирпов и Холидэя обвинили в убийстве Билла Клэнтона, а также Фрэнка и Тома Мак-Лоуэрсов. Эти убийства стали темой всех разговоров. А тут еще и газеты подлили масла в огонь. Многие в городе стали свидетелями борьбы двух газет: «Эпитаф» заняла позицию Ирпов, а «Наччет», держа нейтралитет, использовала только подлинные факты, однако они дискредитировали Ирпов. Читатели не знали, какого мнения придерживаться.
Аманда вполуха слушала своих покупательниц. Ей бы и хотелось отвлечься от мыслей о Коуле, но она ничего не могла поделать с собой. Коул не выходил у нее из головы. Аманда даже не знала о том, что город возмущен отменой обвинения против Холидэя и Ирпов, несмотря на очевидность доказательств. Визит Сэлли помог ей сохранить веру в Коула, казалось, уже утраченную. Но прошло так много времени, а вестей о нем все не было. Аманда думала, не уехать ли ей в город побольше, например, Туксон. Возможно, она еще подумает над предложением Льюиса Мак-Кейтона о продаже аптеки.
Наступил декабрь. Стало быстро темнеть, и однажды Аманда заметила, что возвращается в гостиницу уже затемно. Это не особенно тревожило ее, так как улица Фремонта была, по сравнению с Аллен-стрит, достаточно спокойной. К тому же, она не была новичком в городе и знала многих в лицо.
Вечер был темней обычного, она опустила штору и заперла дверь, накинула на плечи шаль, на улице было холодно, и торопливо пошла домой. По мере удаления от Аллен-стрит звуки веселья становились глуше, но она еще долго слышала, как кто-то играл на пианино, крики мужчин, и даже различила ружейный выстрел. К выстрелам Аманда уже достаточно привыкла, чтобы каждый раз обращать внимание. Ковбои часто развлекались подобным образом.
Она повернула за угол улицы Фремонта и обратила внимание, что вокруг необычайно пусто. Аманда вспомнила, что приезжий театр давал в тот день спектакль в Доме Оперы, видимо, многие были там. Ее каблучки стучали по деревянному настилу. Она торопилась к ужину.
– Аманда.
Она остановилась. У нее перехватило дыхание. Шепот доносился из темноты между домами. Как ни пыталась Аманда хоть что-нибудь разглядеть, все равно ничего не увидела. Но голос она узнала и отступила в тень.
– Кто здесь?
– Это я – Коул.
Он вышел из темноты настолько, чтобы она могла узнать его. Мутный свет уличного фонаря отбрасывал длинные тени на его лицо. Аманда подошла поближе, чтобы лучше разглядеть его. У него были усы, придававшие таинственный вид.
– Не может быть! Не верю.
– Ради Бога, – прошептал он, – Я должен поклясться в этом? Кто еще это может быть, как не я?
В Аманде боролись гнев и облегчение.
– Коул… о, Коул… – вскрикнула она и бросилась к нему.
Он оттеснил ее в темноту проема. Аманда пыталась вырваться из его объятий, не желая так легко сдаваться.
– Ты пришел так поздно. Эйсис мертв. Коул ослабил объятия.
– Я знаю, мне нужно было увидеть тебя.
У Аманды закружилась голова от его близости: запах кожи и мускуса, темная линия губ и подбородка. Ей хотелось обнять его за шею и прижаться к нему.
– Где ты был? Почему не вернулся вовремя, чтобы помочь Эйсису?
Некоторое время он молчал.
– Нам нужно пойти в какое-либо надежное место, более надежное, чем улица, и я все объясню. – Он опустил руки и отступил назад. – Ты идешь в гостиницу?
– Да, но там небезопасно. Лучше – кладовая в аптеке. Ты сможешь добраться туда, чтобы никто не заметил?
– Да.
– Хорошо. Я встречу тебя там через пятнадцать минут.
Он пропал в темноте. Аманда снова была на тротуаре, она осмотрелась, не видел ли кто их, и пошла назад. Она не стала зажигать свет, пока не вошла в кладовку, плотно закрыв дверь аптеки. Села на кровать и стала ждать. Она надеялась, что не разочаруется в нем, сознавая, что он пришел, несмотря на опасность, зная, что ничем уже не поможет Эйсису.
Аманда вскочила, услышав короткий, тихий стук в дверь. Быстро открыла ее ровно настолько, чтобы он мог проскользнуть, заперла вновь и, прислонившись к косяку, стала на него смотреть.
Коул, вероятно, проделал нелегкое путешествие: одежда вся в пыли, пыль была даже на ресницах, лицо пожелтело, губы потрескались от солнца, руки огрубели. Он ссутулился от усталости. Аманда пожалела о своих словах, сказанных там, в темноте, когда поняла, чего ему стоило добраться сюда.
Коул так посмотрел на кровать, как будто его единственным желанием сейчас было растянуться на ней. Он повернулся к Аманде и посмотрел в глаза.
– Я думал, что спасу его, – выдавил он из себя.
Аманда бросилась к нему.
– О, Коул! Я тоже надеялась. Так надеялась…
Он схватил ее, закружил по комнате, затем поцеловал в губы. Она прильнула к нему. Так они и стояли обнявшись. Коул крепко прижал ее и приподнял. Он губами нашел ее шею. Она тихо застонала. Коул взял ее на руки и опустил на кровать, сам встал рядом на колени. На ощупь расстегнул пуговицы платья, жадно целуя и обнимая ее, и снял с нее одежду. Он целовал ее всю, она молча лежала наслаждаясь. Он нежно сжал ее грудь и стал целовать.
С каждым поцелуем росло желание. Он ласкал ее бедра, разжигая огонь страсти. Она ждала его, уже изнемогая под ласками, а он медлил, продолжая целовать ее тело. Наконец он лег, крепко обнимая ее и сливаясь с ней в единое целое. Она слышала его стоны и стонала сама. На этот раз он был груб с ней. Было какое-то отчаяние в его диком обладании ею. Она отвечала с такой же дикой страстью. Он закричал, она обвила его ногами, буквально вжимая его в себя.
Как волны откатываются от берега, так медленно угасала страсть. По ее щекам катились слезы. Он вытирал их и целовал соленые, мокрые дорожки.
– Я не сделал тебе больно?
– Нет. А я? Он засмеялся:
– Моя спина так прокалилась на солнце, что твои ногти ей уже не страшны. Было больно, но тогда я этого не чувствовал.
– Если бы несколько минут назад городской оркестр проходил мимо, я бы не услышала, – сказала она.
– Хорошо, что они не проходили. Насколько я помню, ты не переносишь публику в такие минуты.
Он все еще обнимал ее, вдыхая запах ее волос.
– Они так хорошо пахнут. Боже, как это было давно. Я даже забыл, когда так обнимал тебя.