С очень прямой спиной Мобуту сидел на своем месте, глядя перед собой, прямо сквозь модно прикинутую белую сучку в мини-юбке, сидевшую прямо напротив. Когда белый сосед-старикан заговорил с ним, он даже не повернул головы. Ну их всех к дьяволу, слишком много чести. Но потом он обратил внимание на двоих черных парнишек, сидевших наискосок через проход. Оба с очень темной кожей, хорошие африканские типажи, на вид лет семнадцати-восемнадцати. Мальчики на посылках, служат белому хозяину, таскают его дерьмо. Но окончательно его вывело из себя то, что они проделывали со своими глазами. Большие, карие, добрые глаза — а так и бегают из стороны в сторону, будто два хвостика виляют перед белым захватчиком, чтобы тот не осерчал и не влепил ниггерам пулю в задницу.
Прежде чем он успел сообразить, что делает, Мобуту уже гневно кричал через проход:
— Эй, вы там, парочка ниггеров, чтоб вас черти взяли, а ну держите ваши чертовы глаза на привязи, слышите? — Он вперил в них яростный взгляд, и мальчишки, вздрогнув, испуганно уставились на него. — Тупые черномазые, вы еще слишком молоды, чтобы лизать задницу белому дяде! Перестаньте избегать его взгляда, смотрите ему прямо в его чертовы глаза!
Теперь уже все в вагоне уставились на Мобуту. В ответ он обжег каждого по очереди ненавидящим взглядом и задержался лишь на фигуре хорошо одетого негра с аккуратным кейсом, сидевшего через проход с отстраненным, бесстрастным видом. Типичный «белый негр», давно потерянный для дела революции, ради такого и париться не стоит. Но вот те двое ребят… Ради них стоит устроить небольшое шоу.
Повернувшись к громиле с автоматом, но обращаясь к мальчишкам, он громко сказал:
— Вы не должны бояться никаких белых ублюдков, братья. Грядет день, когда мы отберем у него пушку и запихнем ее в его свинячью глотку!
— Закрой свою паршивую пасть, — отозвался белый. Вид у него был невозмутимый, даже скучающий.
— Я не подчиняюсь приказам чертовых белых ублюдков!
Громила сделал жест автоматом:
— А ну подойди сюда, крикун!
— Думаешь, я боюсь тебя, свинья? — Комо встал. Ноги у него дрожали, но не от страха, а от ярости.
Он вышел на середину вагона и остановился перед человеком с автоматом, спина прямая, сжатые кулаки по швам.
— Ну, давай! — выкрикнул он. — Стреляй. Но я тебя предупреждаю, что нас много, нас тысячи и тысячи, и один из нас рано или поздно перережет тебе глотку!
Белый без всякого выражения поднял автомат и наискось ударил Комо стволом по лицу. Мобуту ощутил удар — оглушающая боль, красные полосы перед глазами, — пошатнулся и медленно осел на пол.
— Сядь на место и не разевай больше пасть.
Голос донесся до Мобуту как сквозь пелену. Он дотронулся до лица и обнаружил, что кровь хлещет в глаз из рассеченной брови. Он дотащился до своего сиденья рядом со стариком. Тот протянул руку, чтобы помочь ему усесться, — Мобуту оттолкнул ее. В вагоне стояла мертвая тишина.
— Он сам напросился, — сказал человек с автоматом. — Остальным предлагаю не напрашиваться.
Мобуту достал платок и прижал ко лбу, покосился правым глазом на черных ребят-рассыльных. Все те же выпученные глаза, те же отвисшие губы. Черт, подумал Мобуту, только зря в морду получил. Никогда из них не выйдет ничего, кроме гребаных черных рабов.
Все в вагоне теперь старательно старались не смотреть на него — даже те из них, кого вид крови обычно завораживал.
Глава VI
Фрэнк Коррелл
Контора Управления городского транспорта (оно же Транспортное управление) размещается в центре Бруклина, в большом, облицованном гранитом, здании по адресу Джей-стрит, 370. Это сравнительно новое здание современной архитектуры, окруженное большим числом старых и изящных домов, построенных из темного кирпича и в более нарядном стиле. Это официальный центр округа Кингс: окружная управа, здание суда, солидные офисы администрации. И все же выражение «центр Бруклина» звучит как очередной бруклинский анекдот, и на острове, лежащем за рекой,[7] считают это место глухой провинцией и относятся к нему без особого пиетета.